Диалог во тьме - страница 3

Я: Я и без твоих слов ценю свою индивидуальность, но народа я не презираю. Когда-то я сказал: «Пусть драгоценность разобьется, черепица уцелеет». Шекспир, Гете, Тикамацу Мондзаемон когда- нибудь погибнут. Но породившее их лоно — великий народ — не погибнет. Всякое искусство, как бы ни менялась его форма, родится из его недр.

Голос: То, что ты написал, оригинально.

Я: Нет, отнюдь не оригинально. Да и кто оригинален? То, что написали таланты всех времен, имеет свои прототипы всюду. Я тоже нередко крал.

Голос: Однако ты и учишь.

Я: Я учил только невозможному. Будь это возможно, я сам сделал бы это раньше, чем стал учить других.

Голос: Не сомневайся в том, что ты сверхчеловек.

Я: Нет, я не сверхчеловек. Мы все не сверхчеловеки. Сверхчеловек только Заратустра, но какой смертью погиб Заратустра — этого сам Ницше не знает.

Голос: Даже ты боишься общества?

Я: А кто не боялся общества?

Голос: Посмотри на Уайльда, который провел три года в тюрьме. Уайльд говорил: «Покончить с собой — значит быть побежденным обществом».

Я: Уайльд, находясь в тюрьме, не раз замышлял самоубийство. И не покончил с собой только потому, что у него не было способа это сделать.

Голос: Растопчи добро и зло.

Я: А я теперь больше всего хочу стать добродетельным.

Голос: Ты слишком прост.

Я: Нет, я слишком сложен.

Голос: Но можешь быть спокоен. У тебя всегда будут читатели.

Я: Только после того, как перестанет действовать авторское право.

Голос: Ты страдаешь из-за любви.

Я: Из-за любви? Поменьше высокопарностей, годных для литературных юнцов. Я просто споткнулся о любовь.

Голос: О любовь всякий может споткнуться.

Я: Это только значит, что всякий легко может соблазниться деньгами.

Голос: Ты распят на кресте жизни.

Я: Этим не приходится гордиться. Убийца своей любовницы и похититель чужих денег тоже распяты на кресте жизни.

Голос: Жизнь не настолько мрачна.

Я: Известно, что жизнь темна для всех, кроме «избранного меньшинства». А «избранное меньшинство» — это другое название для идиотов и негодяев.

Голос: Так страдай сколько хочешь. Ты знаешь меня? Меня, который пришел нарочно, чтобы утешить тебя?

Я: Ты пес. Ты дьявол, который некогда пробрался к Фаусту под видом пса.

Голос: Что ты делаешь?

Я: Я только пишу.

Голос: Почему ты пишешь?

Я: Только потому, что не могу не писать.

Голос: Так пиши. Пиши до самой смерти.

Я: Разумеется — мне ничего иного и не остается.

Голос: Ты, сверх ожидания, спокоен.

Я: Нет, я ничуть не спокоен. Если бы ты был из тех, кто меня знает, то знал бы и мои страдания.

Голос: Куда пропала твоя улыбка?

Я: Вернулась на небеса к богам. Для того чтобы дарить жизни улыбку, нужен, во-первых, уравновешенный характер, во-вторых — деньги, в-третьих, более крепкие нервы, чем у меня.

Голос: Но у тебя, кажется, стало легко на сердце?

Я: Да, у меня стало легко на сердце, но зато мне пришлось возложить на голые плечи бремя целой жизни.

Голос: Тебе не остается ничего иного, как на свой лад жить. Или же на свой лад…

Я: Да. Не остается ничего, как на свой лад умереть.

Голос: Ты станешь новым человеком, отличным от того, каким был.

Я: Я всегда остаюсь самим собой. Только кожу меняю. Как змея…

Голос: Ты все знаешь.

Я: Нет, я не все знаю. То, что сознаю, — это только часть моего духа. Та часть, которую я не сознаю. Африка моего духа простирается беспредельно. Я ее боюсь. На свету чудовища не живут. Но в бескрайней тьме еще что-то спит.

Голос: И ты тоже мое дитя.

Я: Кто ты — ты, который меня поцеловал? О, да я тебя знаю!

Голос: Кто же я, по-твоему?

Я: Ты тот, кто лишил меня мира. Тот, кто разрушил мое эпикурейство. Мое? Нет, не только мое. Тот, из-за кого мы утратили дух середины, то, чему учил нас мудрец Древнего Китая. Твои жертвы — повсюду. И в истории литературы, и в газетных статьях.

Голос: Как же ты меня назовешь?

Я: Я…как тебя назвать не знаю. Но, если воспользоваться словами других, то ты — сила, превосходящая нас. Ты — владеющий нами демон.

Голос: Поздравь себя самого. Я ни к кому не прихожу для разговоров.

Я: Нет, я больше, чем кто-либо другой, буду остерегаться твоего прихода. Там, где ты появляешься, мира нет. Но ты, как лучи рентгена, проникаешь через все.