Диалоги рептильного мозга - страница 6

стр.

Марк Константинович призывно похлопал в ладоши и наступила тишина.

— Я просто офигенный, — сказал Марк Константинович и повернулся к Осипову.

Тот встал.

— У меня есть член, — чеканя каждое слово, произнес Осипов и сел.

— А как же я? — закричала Сумская. — Посмотрите все на меня!

— Я не старая!

— Я полезный! И не глупый!

— Это не я! Это всё другие! — возразил Мартемьянов.

— У меня, — снова поднялся Осипов, — есть довольно ещё большой член. И довольно часто он работает почти беспроблемно.

— Я нужен! — снова поднял руку Хомяков. — Я приношу много пользы!

— А как же я? — надрывалась Сумская. — Обратите внимание на меня!

— Я вообще офигенный! — Марк Константинович развернулся на своем кресле так, что скрипнули колесики. Он кивнул на график и сделал пальцами рук движение, будто ставил в воздухе кавычки.

Я с ужасом заметил, что его губы продолжают шевелиться, хотя голоса я не слышал.

— Сегодня я просто офигенный, — наконец послышался его голос. — Очень крут, — доверительно закончил он.

— Я не старая! — разок повторила Инна Васильевна, хотя губы ее продолжали и продолжали шевелиться, а красный маркер порхал вдоль графика, соединяя точки стрелками и подписывая над ними цифры.

— Это дру-ги-е! — отчетливо возразил Мартемьянов. — Я не виноват.

— Я не глупый! — возразил ему Хомяков.

— Всё внимание на меня! — сказала Сумская и предъявила экран ноутбук: там у нее был запущен калькулятор и светилась крупная цифра.

— Я — с вызовом ответила Инна Васильевна, — ещё не такая старая!

Она обвела число у вершины графика и вернулась на место.

— У меня есть член, — доверительно шепнул Осипов. — Я хочу играть в танки.

Марк Константинович понимающе кивнул, и Осипов покинул переговорку.

— Ну не офигенный ли я? — спросил Марк Константинович, и все почему-то сразу посмотрели на Мартемьянова.

— Я вообще ни при чем! — заявил тот. — Это другие виноваты!

И тут он вдруг указал пальцем на меня.

Я молчал, не зная, что делать.

— Я на три головы круче вас всех, — напомнил Марк Константинович, глянув прямо мне в глаза. — Я офигенный?

— Да, — выдавил я.

Наступила гнетущая тишина.

— У меня, — строго поправил Марк Константинович, — очень важная должность. И у меня офигенная тачка. Вы же видели мою тачку. Я настоящий профессионал. А вы все — нет.

Он недоуменно поднял брови и теперь смотрел только на меня, явно ожидая ответа.

— А как же я? — вскинулась Сумская, но Марк Константинович, не поворачиваясь, погрозил ей указательным пальцем, и она умолкла.

Он смотрел на меня и ждал чего-то — назойливый, дотошный, приставучий.

Все ждали.

— Наши сервера… — Я решил зайти с козырей. — Работают без перезагрузок и сбоев уже 6840 часов. Это девять с половиной месяцев.

Инна Васильевна со стуком уронила пудреницу. Хомяков открыл рот, а глаза его засияли неподдельным гибельным восторгом. Мартемьянов закрыл лицо папкой, а Сумская округлила глаза, сжала ладонями виски и с ужасом задвинула пальцы глубоко в белые кудряшки.

Марк Константинович переживал сложные эмоции — сперва его лицо побагровело, а кулаки сжались. Затем он непонимающе развел руками и надул щеки. Оглядел всех присутствующих и с шумом выпустил воздух.

— Это не я! — заволновался Мартемьянов. — Вы сами слышали! Это всё он, а я не виноват!

— Но ещё я закрыл сегодня семь тикетов! — добавил я с отчаянием.

И тут вдруг Сумская захохотала. Вслед за ней заржал Хомяков, робко захихикал Мартемьянов, звонко закудахтала Инна Васильевна и, наконец, забулькал сам Марк Константинович. Продолжая булькать, он подошел ко мне, дружески хлопнул по спине и вышел.

И все тоже стали расходиться.

Лишь на прощание Инна Васильевна обернулась и очень игриво погрозила мне пальчиком.


Что они слышали от меня в тот день на планерке — я так никогда и не узнал. Но это уже было и не важно, потому что проблемы только начинались.

* * *

Выяснилось, что теперь я совершенно не понимал того, что мне говорят. И точно так же не понимали и меня.


Наш офисный уборщик Анзур, встретив меня в коридоре, как всегда, приветливо улыбнулся, но вместо приветствия сказал «у тебя некрасивое лицо». От Анзура это было слышать совсем нелепо — кто видел Анзура, поймет.