Дианова гора - страница 21

Птички привыкли к Беседочке. Стоя в дверях кладовки, он не раз наблюдал за кормёжкой. Птенцы росли не по дням, а по часам. Они уже начали покрываться мелкими серыми пёрышками, но всё ещё были так беспомощны…

«Как же быть? — думал Беседочка. — Что-то надо придумывать. Но что?»

Выход подсказало появление «Антея». У боцмана появилась надежда.

Только как отнесутся к этому сами трясогузки? Ну, и конечно, надо поговорить с боцманом «Антея».

Боцман там был новый — молодой, высоченный парень с кудрявыми бачками на длинных щеках, по фамилии Свекольников.

— Какой может быть разговор, старина? — тут же согласился Свекольников. — Сделаем, конечно! Готовьте, коллега, приданое!

Теперь Беседочка отправился к своему капитану.

— Пожалуй, ничего другого тут не придумаешь, — одобрил Звонцов план боцмана. — Я поговорю с Кадзаевым.

— Надо только нам с «Антеем» местами поменяться, — ещё раз напомнил боцман. — Всё равно ведь завтра уходить…

— Это я тоже беру на себя, — пообещал Звонцов. — Поговорю с капитаном заводского флота.

Совет молодых капитанов, в котором приняли участие оба боцмана, прошёл быстро и в духе полного взаимопонимания.

— Значит, завтра отваливаешь? — Кадзаев с помощью своего боцмана стал накрывать стол у себя в каюте. — Давайте хоть поужинаем вместе, когда теперь увидимся?

Поздно вечером заводские буксиры переставили сухогрузы. «Антей» встал на место «Геркулеса».

— Давайте приступать к операции, — пришёл к Беседочке молодой боцман, — К операции «Трясогузка»!

…Дежурный диспетчер завода видел из своей застеклённой будки, как по палубе «Геркулеса», слабо освещённой ночным светом, медленно двигалась процессия: впереди с фонарём длинный боцман с «Антея», за ним, бережно держа что-то в вытянутых руках, Беседочка. Сзади шли друзья-капитаны. Они проследовали по причалу и поднялись на «Антей». Диспетчер заинтересовался и поспешил на судно.

Боцман Беседочка нёс в шерстяной шапочке гнездо вместе с птичкой, позволившей взять себя в темноте. Его лысая голова без шапки поблёскивала в свете фонаря, как круглый матовый плафон. Оба боцмана осторожно переступили высокий комингс-порог фонарной-малярной и скрылись в её глубине.

— В чём дело, товарищи? — полюбопытствовал диспетчер. — Что-нибудь случилось?

— Порядок, диспетчер, — ответил за всех весёлый Свекольников, запирая кладовую. — Просто мы тут одну необычную операцию осуществили…

— Успешно? — опять полюбопытствовал диспетчер. По роду своей службы он должен был знать обо всём, что творилось на заводе.

— Гарантия! — улыбнулся Кадзаев, — Если только птаха не прочтёт название судна!

Днём «Геркулес» уходил. Как всегда, ему помогали заводские буксирчики «Серп» и «Молот», разворачивая громоздкий сухогруз носом к выходу из ремонтного ковша. Капитан Звонцов в парадной форме стоял на мостике и через мегафон отдавал команды. Огромный бронзовый винт «Геркулеса» медленно поворачивался, показывая кромки блестящих лопастей, и продвигал сухогруз самым малым ходом. Большое судно провожали люди, собравшиеся на палубах других судов, на набережной.

— Стёпа, — положил руку на плечо мастеру боцман Свекольников.

— Да знаю, знаю, — посмотрел снизу вверх Шишов. — Не буду я пока нос трогать. Тогда скажешь, когда можно…

Боцман Беседочка укладывал на палубе швартовные троса. Кончился ремонт, кончились волнения и суета. «Геркулес» прибавил обороты. Свежий ветер вошёл на палубу. Настроение у Беседочки было отличное. Он даже помурлыкивал что-то в вислые усы. Старый боцман чувствовал себя вернувшимся из приятных, но шумных и беспокойных гостей.

Теперь боцман был дома.

Муха была из тех собак, которых принято называть дворняжками. Она не умела делать красивых стоек по дичи, которыми славятся охотничьи подружейные собаки, и не проходила науки караульной службы. Может быть, в её роду и были славные имена, но люди не знали их, потому что за родословной дворняжек никто не следит.

Муха была чёрной масти, невелика ростом и неказиста. У неё было крутобокое, широкогрудое туловище на толстых и кривых передних лапах с нависшими коленями, лобастая голова, выпуклые тёмные глаза и большие, стоящие торчком и чуть в сторону, уши.