Дихроя. Дневники тибетских странствий - страница 8
«Неужто действительно заранее знал, что мы приедем?» – удивился про себя Цыбиков, однако тут же вспомнил, что Чэшой был родом из здешних краев, а значит, никакого резона удивляться его очередному приезду у Лон-бо-чойчжона не было.
Чэшой представил каждого из спутников хозяину, и тот отчего-то дольше всех задержался подле Цыбикова – с минуту, не меньше, он смотрел ему в глаза, едва заметно улыбаясь самым уголком рта, и лишь после этого перешел к следующему путешественнику.
– Ты ему явно чем-то запал в душу, – прошипел стоящий рядом с Гомбожабом проныра Даший. – Интересно, чем?
Цыбиков промолчал. Он не знал, чего ждать от Лон-бо-чойчжона, но по взгляду его понял, что прорицатель и вправду видит больше, чем другие.
«Интересно, насколько?»
Лон-бо-чойчжон ответил на этот вопрос довольно скоро: в один из последних январских вечеров прорицатель постучался в дверь к Гомбожабу, чем немало удивил последнего.
– Позволишь войти?
– Да, разумеется … – ответил Цыбиков.
Прорицатель прошел внутрь и присел на скамейку, что стояла у стены. Возле противоположной находилась койка Гомбожаба, на которую, следуя примеру хозяина, медленно опустился востоковед. При этом он неотрывно глядел на Лон-бо-чойчжона, а тот – на него: глаза прорицателя смеялись.
– Чем обязан вашему визиту? – осторожно осведомился востоковед.
– Я с самого начала хотел с тобой поговорить, Гомбожаб Цыбиков, – сказал хозяин. – Просто ждал подходящего момента.
– Сейчас он настал?
– Как знать, – повел плечом прорицатель. – Может – да, может – нет… В будущем станет ясно. Как бы то ни было, мироздание хотело, чтобы я поговорил с тобой, Гомбожаб, и вот я здесь.
«Мироздание?»
У Цыбикова возникло нехорошее предчувствие. Он все еще не слишком верил в провидческий дар их хозяина и в волшебство вообще, но уверенный тон Лон-бо-чойчжона вызывал у востоковеда беспокойство.
«Что, если он смотрит на меня и видит насквозь, кто я, откуда и что меня ждет? Может, он уже рассказал о моей тайне Чэшою, и тот сейчас…
– Должен сказать, я впечатлен, – прерывая ход его мыслей, сказал Лон-бо-чойчжон.
– Чем?
– Тем, что ждет тебя, Гомбожаб Цыбиков… Славная, славная судьба… и не менее славная кончина: из твоего черепа будет изготовлена габала!
Цыбиков вздрогнул. Он знал, что подобная честь выпадает не каждому, но все же не хотел сейчас думать о смерти и последующих почестях.
– Что с тобой? – удивился Лон-бо-чойчжон. – Или ты не рад этим вестям?
– Рад, просто…
– Просто не очень веришь в мой дар, верно? – расплылся в улыбке хозяин.
Цыбиков не нашел что ответить.
– Не переживай об этом, – отмахнулся Лон-бо-чойчжон. – Даже здесь, в Гумбуме, хватает проходимцев и шарлатанов всех мастей.
– Да нет, что вы… я бы никогда не позволил…
– Оставь, – поморщился хозяин. – Верить или нет – сокровенное дело каждого. В любом случае – сам увидишь!
С загадочной улыбкой на устах Лон-бо-чойчжон поднялся со скамьи и пошел к двери. Постоялец провожал его слегка отрешенным взглядом.
– Доброй ночи, Гомбожаб Цыбиков, – задержавшись у порога, сказал прорицатель.
– Доброй… но неужели… неужели вы вправду ничего больше не скажете? – не удержавшись, спросил востоковед.
– Видишь ли, Гомбожаб Цыбиков… – с чуть виноватой улыбкой произнес Лон-бо-чойчжон. – Мироздание позволяет мне заглянуть в будущее лишь с тем условием, что я не стану делиться многими из этих знаний без особой нужды. В противном случае грядущее перестанет мне открываться.
Востоковед понуро кивнул. Видя его разочарование, хозяин устало вздохнул и сказал:
– Всего одно слово – «дихроя». Найдешь ее – и поймешь, что делать дальше. На этом – все.
Лон-бо-чойчжон вышел из комнаты, а Гомбожаб так и остался сидеть, сверля пустоту остекленевшим взглядом.
В мозгу его эхом звучало таинственное слово, сказанное прорицателем.
«Дихроя».
Гомбожаб медленно взял в руки пиалу и сделал глоток своего отвара, после чего прилег, вытянулся во весь рост и закрыл глаза.
Успокоение наполнило его тело через считанные минуты, и Цыбиков заснул сном младенца.
•••
28–29 сентября 2019 года
Перелет в Тибет. Лхаса. Встреча с группой. Горная болезнь…
Ялежал в своем гостиничном номере в Лхасе, на высоте 3600 метров над уровнем моря, и, морщась от запаха кислой собачатины, смотрел в потолок. Лунный свет, необычайно яркий в этих местах, проникал через щель между занавесками и высвечивал лишь бледную полосу, которая разделяла сумрачный квадрат надо мной на два треугольника.