Дик - страница 9

Кто жил в небольших северных поселках, тот знает, каково возвращаться вечером домой, где тебя никто не ждет. Темные окна, занесенное снегом крыльцо. Замерзшими руками открываешь замок и входишь в холодный дом. Одежда мокрая, и надо сначала истопить печку, чтобы обсушиться и приготовить какой-нибудь ужин. А на все это уходит время, и только часа через два, когда в доме потеплеет и вскипит чайник, почувствуешь себя человеком. И так — каждый день.

И вот все кончилось, вернее, повернулось другим боком. Теперь, едва я сворачивал на тропинку, ведущую к дому, от крыльца навстречу мне бросался Дик. С размаху прыгал на грудь, норовя лизнуть мои задубевшие от мороза щеки. И собачьи глаза светились такой преданностью и радостью, что забывались все невзгоды дня, и уже не так угнетала мысль, что предстоит долго возиться с печкой, сушить мокрую одежду, готовить еду и наводить в доме порядок. Все эти действия приобрели другой оттенок и делались уже не в силу суровой необходимости, не наспех, как раньше, а добротно, с сознанием того, что все делается не только для себя. Если раньше я мог поужинать всухомятку и завалиться спать в нетопленой комнате, бросив все на произвол, то отныне у меня появились совершенно четкие обязанности, первейшей из которых была обязанность накормить Дика. А от него цепочка тянулась дальше — словно бы получив разгон, я уже не мог остановиться на полпути и принимался за домашние дела, которыми, не будь у меня для этого толчка, наверняка пренебрег бы.

Именно это сознание ответственности, что надо заботиться не только о себе, но и о ком-то другом, держало меня в узде, и только ему я был обязан тем, что поздними вечерами у меня в доме царила полная идиллия: жарко дышала протопившаяся печка, тихонько мурлыкал «Рекорд», а мы с Диком наслаждались покоем и теплом — он на своем месте, на подстилке в углу, а я с книгой на кровати. За щитовыми стенами домика завывал ветер, бил снегом в окна и рвался в дверь, но нас это не тревожило. Мы были две живые души, повстречавшиеся в бесконечном потоке времени, и кратковременность нашего пребывания в нем сближала нас и делала единомышленниками.

А дни летели, складывались в недели и месяцы. Возраст Дика, по моим прикидкам, приближался к году, и надо было ожидать, что скоро его потянет из дому на поиски любовных приключений. Стоял уже февраль, а именно в это время собаками овладевают заботы по продолжению рода, и я не имел ничего против того, если бы Дик обзавелся подружкой, но меня занимал вопрос: а где ее взять? Все собаки на острове жили своими кланами, куда доступ чужим воспрещался безоговорочно. Смельчаков со стороны ожидала не только хорошая трепка, но и даже гибель от клыков соперников, которые, забывая на время о своих собственных распрях, совместно противостояли всякому чужому вмешательству. Правда, в сопках жило немало одичавших собак, и я надеялся, что, когда дойдет до дела, Дик присмотрит себе подружку именно в этом бесправном и вольном сообществе.

Но пока он не проявлял никакой озабоченности, и все его помыслы были направлены лишь на то, чтобы сопровождать меня в моих прогулках по поселку или увязаться за мной на воскресную охоту. В первом случае я ему не препятствовал, что же касается охоты, то здесь помощника из Дика не получалось. Я охотился в основном за куропатками, это осторожные птицы, к ним не вдруг-то подкрадешься, а у Дика не было никакого терпения. Почуяв куропаток, он с лаем бросался на них и вспугивал, вынуждая меня стрелять вдогон. При этом я, как правило, мазал, потому что не имел привычки охотиться с дробовиком, от которого было грохота, как от пушки; дробовику я предпочитал почти бесшумную «мелкашку», а разве попадешь одной-единственной пулей в улетающих птиц? Так что пришлось отваживать Дика от охоты. Не его это было дело. Ни скрасть добычу, ни сделать стойку, как легавая или сеттер, он не умел.

В общем пока что на долю Дика оставались одни прогулки. И как-то раз я взял его с собой в Козыревский, соседний с нами поселок на берегу Второго Курильского пролива. Я время от времени ходил туда. Во-первых, там был небольшой книжный магазинчик, где нет-нет, да и появлялись хорошие книги, а во-вторых, в Козыревском имелась своего рода достопримечательность — просторная столовая, стоявшая особняком на бугре и служившая местом сбора всевозможного люда. В ней неплохо кормили, там можно было выпить стакан вина или согреться горячим чаем, но не только это собирало туда посетителей. Столовая была как бы местным салуном, где встречались по разным делам, обменивались новостями и просто отдыхали рыбаки и сезонники, каюры и портовые грузчики. Я любил заходить туда — обязательно встретишь какого-нибудь знакомого, узнаешь уйму новостей.