Дикая жизнь в лесу - страница 11

Он то и дело вскрикивал:

— Стой! Кто идет! — и со страшным шумом метал в кусты копье. Потом долго отыскивал его, треща сучьями, зажигал фонарик и бормотал: — Ложная тревога… Не иначе как кабан или енот… Ну, ничего… Куда это копье задевалось?..

Наконец ему надоело караулить. Он достал из своего мешка несколько веревочек и начал устраивать сигнализацию на случай ножного нападения Синиц; вбивал в землю колышки и натягивал на них веревочки, чтобы Синицы, когда будут красться в темноте, споткнулись и упали прямо на котелок и кружки, которые должны загрохотать.

Сигнализация получилась хорошая: отец ночью встал, споткнулся о веревочку, грохнулся прямо на котелок и долго ругал Братца Кролика.

Но Братец Кролик остался доволен: пускай теперь Синицы приходят!

Ночью сквозь сон Мишаня слышал, как кто-то шуршит у его изголовья, гремит мисками и ложками, которые остались под деревом, но не проснулся, думая, что это опять пожаловали в гости туземные собачки.

Но утром выяснилось, что зверек, несмотря на охрану Братца Кролика, украл всю картошку обратно, а заодно с ней — и последние помидоры.

Мишаня счел, что благодаря такому происшествию утреннее купание сегодня не состоится.

Братец Кролик нашел подходящий камешек и стал точить копье на случай, если этот зверек окажется большим зверем и вздумает на них напасть. Мишаня помогал ему, придерживая древко.

— Купаться-то забыли? — спросил Глеб.

— Не видишь, что мы делаем? — буркнул Братец Кролик. — Надо быть в полной боевой готовности! А вдруг он сейчас откуда-нибудь выскочит?..

— Значит, на попятный?

Переспорить Братца Кролика было трудно.

— Ничуть не на попятный! Я сказал: утром. А сейчас что? Утро! Я не говорил — в три часа утра! Я русским языком сказал: утром! А утро длится часов до двенадцати! Успеем еще искупаться…

— Какое же в двенадцать часов утро?

— А что, по-твоему? Вечер?

— День!

— «День»… День считается с двенадцати до вечера! А до двенадцати считается утро. А раннее утро считается до… десяти часов! Вот хорошенько наточим копье и пойдем. Заодно и солнышко обогреет…

Упрямый Глеб собрался идти один, но отец сказал, чтобы и Мишаня шел тоже, а то Глеб не умеет плавать и может утонуть. Пришлось лезть в холодную воду не вовремя! Но зато когда вылезли — хорошо…

Братец Кролик тоже оказался упрямым и купаться не пошел.

— Совсем нас одолели местные жители! — сказал отец за завтраком, состоявшим из лесного чая с хлебом.

В рыбацком лагере и вправду собралась, наверное, вся окрестная живность: собачки, мухи, муравьи, осы, комары и белые синиченские гуси, которые приплывали откуда-то и все пытались высадиться на берег.

Муравьи срочно проложили от своего муравейника новую дорогу к банке с сахарным песком, крышка от которой куда-то задевалась, бегали по ней туда-сюда; если заглянуть в банку, то не поймешь, чего там больше — сахару или муравьев.

Осы слетались в это место, наверное, все, какие есть в здешних лесах — полосатые, хищные, как тигры, и все ухватки у них были тигриные. От вчерашнего сазанчика они оставили один скелет с головой: вгрызались, упираясь изо всех сил лапами, отдирали по кусочку и куда-то уносили. А когда в муравейнике вчера на закате муравьи устроили бал — повылезали все наружу, наряженные в длинные белые крылья, и танцевали, то осы пикировали сверху, схватывали танцоров и тоже уносили.

Самого Мишаню укусили два раза, а остальных — по нескольку раз. Больше всех досталось Глебу, которому оса забралась под майку и прострочила своим жалом спину, как швейной машинкой.

Мухи здесь такие же, как дома, но более ловкие и подвижные, что они делали в лесу — непонятно: летели бы в город, там для них еды больше, а здесь они сами — еда для стрекоз, которые большими эскадрильями кружили, как вертолеты, над полянкой и ловили мух.

Были еще оводы и красивые мушки с зеленой головой и черными крылышками. Несмотря на красоту, они кусались больнее ос.

Иногда с грозным гудением медленно пролетали громадные шершни, от которых все шарахались.

— Шершней не затрагивай! — поучал городского Глеба всезнающий Братец Кролик. — А то обидится, других созовет, а кусаются они знаешь как? Долбанет со всей силы в лоб и одновременно впускает жало! Тут никакой силач не устоит: сразу — брык!