Дикий барин в диком поле (сборник) - страница 4

Ощупал себя всесторонне, посмотрел под кровать, попил воды. Под раковиной обнаружилась коробка из-под обуви, в которой тоже были деньги. Деньги были ещё на полу и даже в сортире. Ощупал себя ещё раз. Отлегло от сердца, не так уж я и свеж был, чтобы за моё потрёпанное житейскими бурями тело платили такие бешеные деньжищи. Тем более что и Ваня спал среди синих и красных бумажек. А он-то просто так не сдался бы.

Собрал Ванятка за ночь адское количество рублей. Нет, не только с историков, он методично прочесал два общежития, заглянул и к юристам, и к филологам. Сначала трезвым собирал, объясняя ситуацию с задолженностью, а потом где-то разговелся и стал просто так входить с монтировкой и уходить уже с купюрами.

«Лет семь, – думал я, разглядывая собранные кучей дензнаки, – как минимум. На зоне надо будет в придурки постараться попасть. В библиотеку или в прачечную, самодеятельность поднимать».

В голове лаяли конвойные собаки и лязгали запоры этапных вагонов.

Отучился ты, Джим, отучился…

Деньги мы с Ваней сдали в комитет комсомола. Я успел написать красивым почерком обращение к М. С. Горбачёву от лица студенчества. В комитете, увидев меня с петицией и причёсанного Ваню с коробкой денег, сначала не поверили глазам.

– Это наш почин! – торжественно произнёс я взволнованным голосом коммунара. – На памятник первым комсомольцам нашей области. И ещё тут задолженность по взносам…

На съезд ВЛКСМ Ваня поехал один. Мою кандидатуру зарубили в комсомольском обкоме.

Проезжал мимо своего первого адреса в Самаре. Снимал в 1986 году комнату у одного странноватого бывшего инженера, женатого на не менее странноватой учительнице рисования.

Инженер был рыбак. Жена лила из гипса фигурки. Вязки чехони, низки воблы, веревки с лещами на все комнаты протянуты. Снасти по углам. Лодка в коридоре. И все это благоухает то так, то эдак среди гипсовых бюстов и каких-то посмертных масок.

Правда, не все маски были посмертные. Два раза хозяйка снимала гипсовые слепки с моего выразительного лица. Не знаю, чего она хотела этим добиться. Но упорно уговаривала продолжить творческие эксперименты с моим увековечиванием.

Одну маску подарила мне. В полном обалдении держал в руках своё гипсовое лицо, тревожно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Это как скальп свой держать в трясущихся руках под свист прерий.

Повесил слепок на стену.

Снял на следующий день. Отнес в университет и подарил археологу Вашенкину. Тот удачно пристроил мою личину в экспозицию, неожиданно посвященную раскопкам Помпей.

Пока экспозиция действовала, пару раз заходил любоваться на себя. Под моим гипсовым лицом красовалась трафаретная надпись: «Одна из жертв вулкана Везувий. Нумидийский раб».

Пока хозяйка квартиры предавалась со мной творчеству, хозяин приучал меня к поискам правильного опарыша и копке червей. За прослушивание лекций про опарыша мне полагалась поощрительная награда – вобла. А то и две. Плюс я негромко заимствовал из хозяйской коллекции эту питательную и полезную рыбу.

Из воблы я варил суп с пшенкой. Воблой я закусывал воду из-под крана или даже чай. На воблу менял сигареты. Воблой я подманивал к себе доверчивых микрорайонных девушек. Вобла меня кормила, утешала, доставляла телесные удовольствия. А после сдачи зачета по мировой художественной культуре я понял, что вобла меня, в принципе, и учит ещё. Обеспечивает стипендией. Вобла была моей утешительницей.

От омерзительной привычки нюхать пальцы я избавился совсем недавно.

Рядом с домом тянулась, да и сейчас тянется железная дорога. Стальные строчки, сшивающие расползающуюся рыхлость моей страны, как сказал бы на моём месте человек эстетически выверенный. Засыпал я под шум составов, спал под перестук колес и гудки. Просыпаешься, и полное ощущение, что прибыл в новое удивительное место. Может, в Сызрань. Или даже в Рузаевку.

Походкой в ритме «тыдысь-тыдысь» кидаешься к окну. Разводя руками висящую чехонь, прилипаешь к стеклу. А там всё то же самое, что и вчера. Никуда не уехал. Небо. Труба. Сортировочная. Ночью опять куда-то едешь под перестук, ещё немного, ещё чуть – и ты вырвался, а утром – вобла, гипс, зубная паста «Поморин».