Дикий разврат в городишке Голуэй - страница 2
— Вперёд! Прошу! На выход!
— Не совершаем ли мы ошибку? — Когда до-до дела, мне стало не по себе.
— Да ты что? — закричал режиссёр. — Может, у тебя есть идея получше? Предпочитаешь морозить кости в своей ночлежке? Вымучивать последний эпизод, который у тебя сегодня получился курам на смех?
— Нет-нет, — пробормотал я, натягивая на уши кепку.
На улицу я вышел первым. В голове крутилась одна мысль: у меня жена и трое очаровательных, хотя и шумных ребятишек, так какого чёрта мне понадобилось за восемь тысяч миль от них, в этой богом забытой дыре? Во что я впутываюсь?
Потом, уподобившись Ахаву, я подумал: опять этот промозглый чулан, всё та же койка, сбившиеся бледно-холодные простыни, окно, которое умывается слезами, как нечистая совесть, — и так всю ночь. У меня вырвался стон. Рванув дверцу автомобиля, принадлежавшего Гиберу Финну, я втиснул внутрь сначала одну ногу, затем другую, и мы покатились по городу, как мяч в кегельбане.
Сидевший за рулём Гибер Финн не умолкал ни на минуту, то веселясь, то изображая рассудительного короля Лира.
— Дикий разврат, говоришь? У вас будет такая ночь, о какой вы и не мечтали, — приговаривал он. — Кто не знает Ирландию, тот ни в жизнь не догадается, какие здесь есть тайные возможности!
— Я подозревал, что у вас должна быть Какая-то отдушина, — прокричал я.
Спидометр добрался до пятидесяти миль в час. По правую сторону от нас мелькали каменные стены; по левую сторону от нас мелькали каменные стены. Тёмное небо, всё без остатка, обрушивалось ливнем на тёмную землю.
— Скажете тоже: «отдушина»! — фыркнул Гибер Финн. — Если об этом пронюхает церковь… благо, она ничего не знает! А может, и знает, только виду не подаёт, думает: пусть себе живут, букашки несчастные!
— Куда?.. Зачем?..
— Сейчас увидите! — только и ответил Гибер Финн.
На спидометре уже было шестьдесят. У меня нутро превратилось в каменную кладку, почище каменных стен, что мелькали справа и слева.
«Интересно, у этой машины есть тормоза?» — пришло мне на ум.
Смерть в автокатастрофе на ирландской дороге, вообразил я: прежде чем случайный прохожий найдёт наши бренные останки, их размоет дождём, а к утру они уже впитаются в почву. Да и что такое смерть? Всё лучше, чем гостиничная баланда.
— А можно ещё быстрее? — спросил я.
— Запросто. — Гибер Финн разогнался до семидесяти.
— Ну вот, так будет хорошо, — с трудом выдавил я, пытаясь угадать, что нас ждёт.
И вообще: что творится за вечно плачущими серыми стенами Ирландии? Есть ли вероятность что под хлюпающей жижей, под кремнистой породой, в стылой пучине бытия тлеет уголёк, который ещё можно раздуть, чтобы пробудились к жизни вулканы, а потоки дождя закипели, превращаясь в пар?
Есть ли вероятность, что в багдадском гареме, где каждая опочивальня переливается и блестит шелками с бахромой, самые умопомрачительные наложницы не имеют ни единого украшения? С такой же вероятностью в здешних непросыхающих краях можно встретить ренуаровских женщин с тёплой персиковой кожей, ярких, как светильники, к которым тянешь руки, чтобы отогреть ладони. Мы проехали какую-то церковь. Не то Проехали женский монастырь. Не то. Проехав деревню, по-стариковски сгорбленную под соломенными крышами. Не то. Каменные стены слева. Каменные стены справа. Не то. Хотя…
Я покосился на Гибера Финна. Он вполне мог бы выключить фары и освещать нам дорогу немигающим, пронзительным сиянием своих устремлённых вперёд глаз.
Жена моя, заговорил я про себя, дети мои, простите мне эту ночь, даже если я сотворю какую-нибудь гадость, ибо здесь — Ирландия, ливень, несусветное время суток и захолустье под названием Голуэй, куда мертвецы приходят умирать.
Взвизгнули тормоза. Но ещё добрых девяносто ярдов нас несло вперёд; я чудом не расквасил нос о лобовое стекло. Гибер Финн выбрался из машины.
— Мы на месте. — Его голос утопал в дождевой лавине.
Я посмотрел налево. Каменные стены. Посмотрел направо. Каменные стены.
— Куда мы приехали? — прокричал я.
— Что значит «куда»? — Он загадочно ткнул пальцем в темноту. — Вот сюда.
В стене обнаружилась дырка — невысокая, но широко распахнутая дверца.