Дикий селезень. Сиротская зима - страница 52

Секлитинья, как достойная христианка, молила бога о спасении селезневцев от нечестивых помыслов сестры. Она первой предположила, что новоявленный сестрин причиндал не кто иной, как вор и каторжник Мишка Гладышев, которого Селезневы подозревали в убийстве Григория Финадеевича в Иконовом яру.

Селезневцы о Гладышеве знали мало. Водился с цыганами, был бит травновскими мужиками за конокрадство. Три года назад объявился в Гагарье у продавчихи Капки Лахудрой. Капка проворовалась, снабжая Мишку выпивкой и закуской, ей дали два года. А Гладышев куда-то исчез, будто черти пеплом покрыли.

Многие сомневались, что именно Гладышева приняла Ведьма. Секлитинья приводила убедительный довод:

— А кто первый распознал злодея? Божья тварь. Котики, они поболе людей ведают, что по ночам деется. Многие тайны им известны, но не всегда приводится им эти тайны доказать. Не за себя стоял зверь — за дом, вверенный ему людьми. Кошка — это плирода, а от матушки-плироды ничто не сокроется. Гладышев у Ведьмы сожительствует, Гладышев! Надо всем миром разогнать нечестивое воровское гнездо, либо жди от этой парочки всяких пакостей. Жалко, что Ерема вора с нашим поленом не застал, а то бы обил крестец, чтобы стоймя, по-лошажьи спал, анчихрист.

Скоро Секлитинья поубавила свой пыл и стала зазывать односельчан поглазеть из чулана, что выкамаривает Гладышев.

Под утро пискляво открывалась в войлочных клочках дверь Ведьминой избенки. Из-за двери высовывалась всклокоченная голова, вертелась по сторонам, и только затем Гладышев появлялся на полусогнутых ногах. Придерживая, закрывал дверь и на цыпочках крался к поленнице. Одной рукой подтягивал драную штанину, другой долго шарил в кармане и доставал коробок спичек. Вынимал из середины поленницы полено, прятал туда коробок, задвигал полено на место и крался назад в избенку.

Под вечер опять открывалась писклявая дверь, и Гладышев с еще большей опаской, то и дело озираясь по сторонам, крался к поленнице и воровал запрятанные утром спички. После воровства он отходил от поленницы, как цапля. Делал стойку на одной ноге, но терял равновесие, махал руками и застывал в нелепой позе: пригнувшись на одной ноге, одна рука в сторону, другая вниз. Выпрямлялся, искал носком ноги опору, словно входил в воду перед купанием. И так до тех пор, пока не скроется в избушке.

— Достукался Гладышев, воровая вошь в коросте, — уже без былого запальчивого злорадства говорила Секлитинья. — Да теперь какой суд ему, убивцу-распотешнику. Ишь, как его корежит…

Странная болезнь изгалялась над мужиком. Клептомания, по-ученому.

А еще в деревне было чудо — петух. Всем петухам петух. И не чей-нибудь — наш. Правда, отбился Петя от двора, от своих пеструшек и последнее время скитался неизвестно где.

Когда первый по-настоящему теплый февральский луч впился в снег и в полдень заструился воздух над солнечными завалинками, на коньке селезневской библиотеки, набрав полную грудь пахнущего весной воздуха, с хрипотцой прокричал петух. Ни один из певцов не откликнулся — наоборот, какое было кудахтанье и квохтанье, и то прекратилось. Знать, крепко успел насолить своему птичьему племени беглец.

Петух — словно цыган сбежал с июньской радуги — не хватало только кинжала да серьги побольше — топорщился, переливался сине-зелено-красными перьями на полуденном солнце.

Он поднял крылья, с орлиным клекотом набросился на проходившего внизу учетчика с пузатой папкой и сбил с него смушковую, как у генералов, папаху. Видно, учетчик постоянно ждал, что на его голову что-нибудь свалится. Он тут же пригнулся, прикрыл документами розовую лысину и закричал: «Караул!»

Петух заскользил когтями по кожаной папке, раза два безуспешно клюнул в нее и, потеряв равновесие, взлетел на библиотеку. Там, на коньке, с видом победителя он стал охорашиваться с довольным «ко-ко-ко».

Немного погодя Петя припугнул хромую библиотекаршу. Та шла из когиза со стопкой новых книг, сильно припадая на левую ногу. Несчастную женщину он клевать не стал, а только с клекотом шумно слетел к ее ногам и сделал устрашающий наскок.

Библиотекарша, обняв, как ребенка, стопку книг, припала на короткую ногу и закрыла красивое белое лицо острым локтем.