Дикий селезень. Сиротская зима - страница 56

В конце июня прошли дожди, и колхозная картошка заросла колючим осотом, цепким вьюнком, овсюгом и другими сорняками.

Председатель Пономарев попросил школьников помочь избавить от сорняков небольшое поле между Селезневым и Зимихой.

Я еще с вечера на велосипеде предупредил второклассников о прополке. Договорились встать пораньше и управиться с утренней прохладой. Как настоящим колхозникам Груня-фронтовичка привезла нам с молоканки флягу с водой, с нашей помощью поставила ее подальше от большака, чтобы не запылилась.

Федька Ренев, чуть потяпав, устало разгибал спину, смотрел из-под ладони: сколько же осталось, и вразвалку шел к воде, долго стучал жестяной кружкой во фляге, жадно пил и остаток небрежно выплескивал в сторону. Но водохлеб Комар не отставал — шибко верток был. К концу, правда, приотстал, поскольку зачастил после воды в кусты.

Притомилась и Нина — она все чаще выпрямлялась и подолгу смотрела грустными глазами на лес. Тяпка падала у нее из рук, девочка спохватывалась и продолжала тяпать. Мне очень хотелось помочь Нине, но при всех решиться на такое я не смел. Роза зорко следил за всем происходящим — тут же завопит: «Жених и невеста поехали по тесто. Теста не купили — невесту утопили». Я подговорил Карася, который закончил свой рядок, помочь для блезира сначала Вовке Пономареву, а потом Нине. Васька поправил за поясом «Батальон четверых» и согласно мотнул головой.

Константин Сергеевич обошел прополотое поле, вытер огромным, как косынка, платком пот с высокого лба и собрался было распустить всех по домам. Но запылил большак, и к полосатому черно-зеленому полю подкатила колхозная полуторка.

Вышел сам Пономарев. В руках он держал большой кулек.

— Товарищи школьники, — прохрипел он и откашлялся, — позвольте мне от имени правления колхоза Чапаева поблагодарить вас за помощь в борьбе со злостными сорняками. А теперь, ребята, за работу скромное угощение.

Ничего себе скромное — по целых пять подушечек, посыпанных соей. Так можно каждый день робить. Да еще прокатят на машине!

Константин Сергеевич дирижировал, а мы, счастливые, дружно пели:

Июньский ветер дул в лицо, мы захлебывались от избытка воздуха, от избытка счастья. Как-никак работники, помощь колхозу приносим, с нами считаются.

Над ярко-зелеными полями счастливо, оголтело верещали птицы. В пышном волнении клубились таловые кусты. Облачность леса кружила головы. Тени от редких облаков носились по лугам.

Ренев Федька то и дело привставал, вытягивал и без того длинную шею. Так он всегда тянулся на уроках и тряс рукой, когда хотел, чтобы его спросили. Но сейчас он руку не поднимал, а открыв рот, ошалело смотрел вокруг, точно нас везли по какой-нибудь Африке, а вокруг паслись не коровы и овцы, а жирафы, зебры, гиппопотамы, слоны. Федька довытягивался — майский жук влепил ему такую шишку на лбу, будто вот-вот проклюнется рог.

— Ладно не в рот попал, а то бы застрял в горле, и капец нашему Федьке.

— Кто тады камаринску плясал бы? — подтрунивали пацаны.

— Чо ржете? Я ба его сахаром посыпал и слопал ба, — не растерялся Комар. — Роза сжевал на спор таракана, а я что — рыжий?

Как бы дополняя ребячий праздник, из-за ветряка зарокотал самолет.

замахали ребята.

Я представил, что лечу на аэроплане. И земля сверху, как географическая карта, которая висит у нас в классе на стене.

Я лечу над бескрайней своей Родиной и узнаю знакомые места.

Вот голова веселого человечка в малахае. Еще есть такая загадка: к «я» прибавить рост — и получится полуостров Ямал.

Я летел и радовался, будто подо мной были Уральские горы и Согра, таджикская река Пяндж и Елабуга.

Вот сверкнула среди дремучей тайги сабля-великанша — Байкал. А вот плывет диковинная щука-рыба — Сахалин…

— А если сделают в Казанке аэродром — нас на самолете покатают, Кескин Сергеич? — спросил я.

— Вполне возможно.

Неопределенный ответ не понравился мне: я-то знал, что обязательно покатают на самолете, только бы не уезжать из Селезнева. Хоть бы мамка не забрала меня к себе в Тагил.