Дикий Восток. 1910. Часть 1 - страница 70

— Ваше благородие, дозвольте обратиться?

— Говори.

— Господин пристав распорядился политических сегодня первым делом в тюрьму отправить, а вам, стало быть, докУменты на них выправить.

— А что так?

— Дык нарушение. Нельзя их вместях держать. Вот и приказал Николай Васильевич одного в карцер запереть, чтоб, значит, порознь …

— Погоди, не мельтеши, — оборвал дежурного Канищев, — в карцере же арестант, этот, как его, Кузнецов сидит.

— Никак нет, ваше благородие. Его велено было в общую камеру перевесть, а Фомина, стало быть, на его место.

— Что ты несешь? Кто посмел? Я же строго приказал… Ах да… Сам пристав… Ладно, Трофимов, можешь быть свободен. Еще что срочное есть? Остальное потом доложишь, нынче недосуг мне.

— Вроде и нет ничего. Разве что воры в камере передрались крепко. Лежат на полу, стонут. Но я их не трогал без вашего распоряжения.

— Что значит передрались? Но это потом. Все, иди. И чтоб никто не мешал, буду работать.

Первой мыслью Канищева было немедленно поменять арестантов местами. Но подобное самоуправство явилось бы прямым и грубым нарушением приказа вышестоящего начальства, чреватое самыми серьезными последствиями. И он это отлично знал.

Потому, не затягивая, принялся кропотливо и почти каллиграфически точно заполнять пересыльные документы. Заняла эта работа у околоточного надзирателя почти полчаса. Закончив с бумагами, он немедленно распорядился вывести политических на двор и, посадив в полицейскую бричку, отправить в сопровождении городовых в областную тюрьму.

Только после этого он лично прошел в подвал и молча вывел удивленно глядящего на него «Кузнецова» из полупустой общей камеры, лишь мельком отметив лежащие в углу и медленно ворочающиеся тела троих «фартовиков».

«Неужто и впрямь меж собой передрались? Не поделили чего? Или этот постарался, ишь, как зенки щурит без боязни. Ну, ужо устрою я тебе. Покажется небо в овчинку…». Когда он, наконец, захлопнул тяжелую дверь карцера за спиной хлопотного узника, Фрол Фомич смог успокоено выдохнуть, подумав, между тем, что Яшка ему мало дал за такое муторное дело и надо с него еще стребовать.

Славка после задушевного и к тому же весьма содержательного в части понимания местных реалий общения с Ильей Голубевым, не устояв перед дремотой, заснул, со всем возможным комфортом устроившись под окошком. Отныне они вдвоем стали настоящими хозяевами в камере и могли устанавливать свои правила. Что не отменяло, впрочем, поочередного дежурства до самого утра.

С первыми лучами солнца жизнь даже за ржавой тюремной решеткой заиграла новыми красками. Они получили утреннюю баланду — жидкую овсяную кашу — и не без аппетита поели. Воры так и лежали в углу, не смея проявить себя, закономерно опасаясь окончательной расправы, ведь лишние свидетели никому не нужны. Про судьбу заточки им ничего не было известно. Так что блатным оставалось только изображать ступор и лишь тихонько стонать, стараясь не раздражать яростного и, как выяснилось, безжалостного в гневе победителя.

Вскоре появился полицейский, потребовавший от Голубева собирать вещи.

— Позвольте, с чего? И куда меня переводят?

— В тюремный замок. — Буркнул в ответ городовой.

Илья повернулся к Славке и после некоторых колебаний все же счел его достойным доверия. Наклонившись к уху Хворостинина, он прошептал:

— Вяче, тебя наверняка раньше выпустят. Ты ж вовсе ни за что сидишь. По произволу полиции. Передай на волю, что нас с Фоминым переводят в тюрьму. На проходной завода Рандрупа спросишь Алексеева Константина. Он тоже из кузнечного цеха.

— Не обещаю, но постараюсь, Илья. Всего тебе наилучшего. Не прощаюсь, глядишь, еще свидимся. И еще раз спасибо.

В опустевшей камере остались пятеро. Китаец по прежнему молчал, воры тоже не восприняли произошедшее как повод для попытки сменить власть. Так что оставшиеся минуты Славка просто сидел, щурясь, глядя на кусочек синего неба за оконцем камеры. Когда снова появился Канищев и, ничего не говоря, поволок его в карцер, он даже не удивился. Всё складывалось даже к лучшему. Пусть и с избитыми, но тремя урками сидеть еще сутки он не хотел. В одиночке, по крайней мере, самое большее, что ему грозило, быть покусанным блохами. Вчерашние волнения по поводу крыс, способных отгрызть нежные части тела развеялись как дым. Вяче становился уже опытным заключенным. Легко сказать — по второму кругу угодить в карцер. Однако это был не отменимый «медицинский» факт. И с этих позиций жизнь начинала смотреться для него иначе.