Диктатор - страница 11
— Я категорически отказываюсь вас узнавать. Вы невыносимо изменились, мой милый Андрюша! Сколько лет я живу с вами и впервые становлюсь невольной свидетельницей столь позднего пробуждения. Вы уже давно должны быть на работе! Если хотите знать, что я об этом думаю, так я вам скажу: вы поломаете свою блистательную карьеру. Вы что, всерьез думаете, что каждый, кому вздумается или сильно захочется, может работать в «Правде»? Если вы так думаете, то забудьте об этом! Нет, нет, нет, и не пытайтесь меня разубедить.— Она отчаянно и протестующе замахала руками, хотя Андрей еще не успел произнести ни единого слова.— Тут кроется великая тайна, перестаньте сказать! Шерше ля фам! Что в переводе на наш грубый язык означает: ищите женщину!
«Ну и нюх!» — с неприязнью подумал Андрей. Особенно шокировала его фраза «сколько лет я живу с вами», из которой конечно же эта всевидящая Берта Борисовна намеренно выпустила слова «в одной квартире». А вслух сказал:
— Прежде всего, доброе утро, а точнее — добрый день, уважаемая Берта Борисовна! И чтобы вы понапрасну не мучились, оставаясь наедине с нераскрытой тайной, сразу же откроюсь вам. Ко мне приехала жена, и, естественно, я получил краткосрочный отпуск.
Бесцветные глаза Берты Борисовны расширились едва ли не до размеров маленьких блюдечек.
— Жена?! — тоном провинциального трагика вскричала она.— Ай, не морочьте мне голову! Сейчас что, если жена, то она может упасть прямо с планеты Юпитер? Вот так, среди ночи, как тот снег, что за окном? Скажите это своей двоюродной тете! Что касается меня, то я пришла к безусловному выводу, что вы не один, когда среди ночи из вашей комнаты ко мне доносились такие симфонии, что не надо никакого патефона!
— Не понимаю, Берта Борисовна…
— Ах, когда вы уже будете называть свою добрую соседку просто Бертой? Что за церемонии! Неужели я уже успела так увянуть? А если вы уже не хотите понять, о каких симфониях идет речь, так я вам могу это популярно объяснить. Вы что, если услышите дьявольский смех, а потом вдруг ваши уши содрогнутся от диких стонов вполне известного происхождения, перемежаемых странными рыданиями, то вы все равно не назовете это симфонией? Ах, перестаньте сказать! Скажите спасибо, что я не вызвала милицию. Я же знаю, как вы дорожите своей карьерой.
— Извините, пожалуйста, если мы нарушили ваш покой,— Андрей страшно смутился.
Андрей изжарил яичницу на сале, сварил ячменный кофе и понес завтрак в комнату.
Лариса еще спала. Он поставил тарелки и чашки на стол, накрыл сковороду крышкой и опустился в плюшевое кресло. Лариса дышала ровно, безмятежно, слегка приоткрыв влажные, заметно припухшие губы. Она лежала, свернувшись калачиком, и у Андрея возникло острое чувство жалости к ней, какое возникает, когда мужчина видит женщину, попавшую в беду. Он неотрывно смотрел на ее лицо, будто это был какой-то мощный магнит, который притягивал к себе. И то ли потому, что даже спящий человек не выдерживает длительного пристального взгляда, то ли потому, что Андрей, неловко повернувшись на стуле, локтем задел чашку и она с треском стукнула об пол, разлетевшись на мелкие осколки, Лариса проснулась.
— К счастью,— сонно пробормотала она, потягиваясь всем телом.
— К счастью! — радостно повторил Андрей.— Разве что придется просить чашку у соседей. У меня их всего две.
— А мы будем пить кофе из одной чашки. Это даже интересней!
Лариса открыла чемодан, достала из него цветастый шелковый халат.
— А утюг у тебя есть?
— У нас общий, сейчас принесу.
Лариса выгладила халат и пошла умываться. Вскоре она вернулась. Андрей с удивлением заметил, что на ее лице нет никаких признаков косметики. Все — и будто слегка обожженные морозцем щеки, и мохнатые ресницы, и словно начерченные углем брови, сросшиеся на переносице,— все это было естественным, свежим, молодым и празднично красивым.
Они принялись завтракать.
— А ты, оказывается, отличный кулинар,— похвалила Лариса,— Очень вкусно.
— Ради тебя я готов овладеть всеми известными миру профессиями. Хочешь, стану плотником, водолазом, летчиком? Даже клоуном в цирке.
— А сможешь? — рассмеялась Лариса.