Дилогия об изгоняющем дьявола - страница 5
— Я сама достану, Уилли.
Крис, всегда наблюдательная, заметила усталый взгляд женщины.
Уилли вернулась к столу, ворча что-то себе под нос. Крис налила кофе и принялась за завтрак. Посмотрев на свою тарелку, она тепло улыбнулась. Алая роза. Риган. «Мой ангел». Каждое утро, когда Крис снималась, Риган тихонько вставала с кровати, шла на кухню и клала ей цветок на тарелку, а потом, сонная, опять отправлялась спать. Крис покачала головой, вспомнив, что когда-то хотела назвать дочь Гонерильей. «Да. Все верно. Надо быть готовой к худшему». Ее большие зеленые глаза стали вдруг похожи на глаза бездомного или осиротевшего человека. Она вспомнила о другом цветке. О сыне. Джеми. Он умер давно, когда ему было всего три года. Крис в то время была молоденькой девочкой, никому не известной певичкой из хора на Бродвее. Она поклялась, что никого не будет любить так сильно, как Джеми и его отца, Говарда Макнила.
Уилли подала сок, и тут Крис вспомнила о крысах.
— Где Карл? — спросила она экономку.
— Я здесь, мадам.
Мажордом выглянул из-за двери кладовой. Властный. Почтительный. Энергичный. Вежливый. Живые, блестящие глаза. Орлиный нос. Абсолютно лысый.
— Послушай, Карл. На чердаке завелись крысы. Неплохо бы купить капканы.
— Крысы?
— Я же сказала.
— На чердаке чисто.
— Ну, значит, у нас чистоплотные крысы.
— Никаких крыс.
— Карл, я их слышала ночью.— Крис едва сдерживалась.
— Может,канализация,— попробовал возразить Карл,— или отопительные трубы?
— Крысы! Ты купишь в конце концов эти проклятые ловушки? И перестань спорить!
— Да, мадам. Я пойду прямо сейчас!
— Не сейчас, Карл! Все магазины закрыты!
— Они и правда закрыты,— проворчала Уилли.
— Посмотрим.
Он ушел.
Крис и Уилли обменялись взглядами, потом Уилли покачала головой и вернулась к бекону. Крис вспомнила про свой кофе.
«Странный... Странный человек». Так же как и Уилли, трудолюбивый, очень преданный. И все же было в нем что-то такое, от чего Крис становилось не по себе. Что именно? Может, его чуть заметная заносчивость? Или его вызывающее поведение? Нет. Что-то другое. Супруги жили у нее уже почти шесть лет, но Карла она никак не могла понять до конца. Он по-прежнему оставался для нее загадкой — своего рода не поддающимся расшифровке иероглифом, живым, обладающим способностью дышать, двигаться, разговаривать, с готовностью выполняющим любое поручение хозяйки. И все же — Крис интуитивно чувствовала это — за внешней маской скрывалась некая тайна, словно внутри Карла действовал некий невидимый разумный механизм.
Крис поднялась в свою комнату и надела свитер и юбку. Посмотрела в зеркало и с удовольствием начала расчесывать короткие рыжие волосы, вечно казавшиеся растрепанными. Потом состроила рожицу и глупо усмехнулась. «Эй, милая соседушка! Можно поговорить с твоим мужем? С твоим любимым? С твоим негодяем? А, твой негодяй в богадельне? Это он звонит!» Она показала язык своему отражению. Поникла. «О Боже, что за жизнь!» Взяла коробку с гримом и париками, спустилась вниз и вышла на тенистую чистую улицу.
На мгновение Крис остановилась, вдохнула полной грудью свежий утренний воздух и посмотрела направо. Сбоку от дома круто уходила вниз, к М-стрит, старинная каменная лестница. Чуть дальше виднелся верхний въезд в трамвайный парк — построенное в средиземноморском духе старинное кирпичное здание под черепичной крышей, украшенное башенками в стиле рококо, когда-то служило пристанищем городским трамваям. Крис разглядывала его со странным чувством тоски и сожаления. «Забавное строение,— думала она.— И вся улица забавная. Черт побери, ну почему бы мне не остановиться, не поселиться здесь? Почему бы не купить дом? Почему бы не начать наконец нормальную жизнь?» Где-то послышался колокольный перезвон. Крис повернула голову в ту сторону, откуда доносился звук. А, это часы на башне Джорджтаунского университета. Их печальный голос эхом разносился над рекой. Крис показалось, что этот тоскливый звон проник в самое ее сердце.
Она пошла дальше. К своей работе, к этой веселой путанице, к бутафорской, шутовской старине.
Как только Крис вошла через главные ворота, ее настроение немного улучшилось, а потом, увидев знакомые ряды фургонов вдоль южной стены, где размещались костюмерные и гримерные, она и вовсе повеселела. В восемь утра первого дня съемок она уже почти пришла в себя. И первым делом начала спорить по поводу сценария.