Димон - страница 5

Лишь бы ожила. Не умею, блин…

— Так! Опять Тамраз бизнес делает, поганец! — внезапно раздался за спиной остолбеневшего в размышлениях Димки негромкий, но и незлобный голос. Димка обернулся.

Перед ним стоял невысокий, толстенький, с аккуратно подстриженными усиками, лет сорока с чем-нибудь, доктор, нарочито грозно посматривающий на Димона поверх узеньких стёклышек недорогих очков. От него слегка попахивало коньячком.

— Я… — запинаясь, начал Димка.

— Молчи, Ромео! По твоей физиономии и так всё видно! И не говори мне, что ты её брат или староста класса или ещё какое-нибудь враньё. Любовь — это правильно, парень, уважаю! Ради любви можно и нужно жертвовать и рисковать! И сколько этот сын Востока с тебя слупил?

— Я… четыреста тридцать, у меня семидесяти не хватило…

— Опа! Уже пятьсот! Недавно триста было, растут расценочки-то, пора в долю входить!

— Я…

— Да ладно, Ромео, тебе повезло, что не на Ирину Израилевну нарвался, а то был бы тебе Хеллоуин с «валентинками». Пошли, нельзя тебе здесь всё-таки быть, в коридоре поговорим.

Они вышли, присели на дермантиновый диванчик.

— В общем, Ромео, положение с твоей «Джульеттой» дерьмовое, это я тебе как мужик мужику честно говорю, — доктор достал из кармана сигарету, закурил, — и дерьмовость его в том, парень, что мы, врачи, в нём ничегошеньки понять не можем, а стало быть, и спрогнозировать. Сегодня на пятиминутке у главного решили консилиум из профессоров собирать. Бывает такая штука, Ромео, но крайне редко!

— А что за штука? — не выдержал Димон.

— А штука в том, парень, что «Джульетта» твоя абсолютно здорова, если можно так сказать. То есть все функции организма, — мозг, сердце, лёгкие — работают прекрасно. Она ведь и повреждений-то серьёзных не получила так как была пристёгнута ремнём безопасности — пневмоподушки спасли, всего лишь пара синячков пустячных. А, с другой стороны, она вроде как и мертва — то есть её самой, её личности или души, можно так выразиться, в теле нету! В пору верующим стать!

— Так что же с ней теперь будет?

— Никто этого, парень, сказать не сможет, даже профессора, я думаю. Может она через пару минут очнётся, с кровати спрыгнет и домой побежит, а может и годами так лежать, такое тоже бывает. Словом, малоизученный наукой феномен! Вот так-то, брат Ромео!

— А может кровь ей надо, или органы какие-нибудь, вы у меня возьмите, если надо, я готов донором стать!

— Хорошо, Ромео! Если надо будет, прямо у тебя и возьмём! — рассмеялся доктор. — На вот тебе визитку мою, захочешь посетить Джульетту — позвони, будет можно — проведу. Задаром. Нечего кормить прохиндеев.

Оставь здесь халат и барахлишко Тамразово, я ему сам отдам, заодно и вздрючу малехо! Вот на этом лифте спускайся в подвал, там налево и метров через двадцать пять будет выход на улицу. Ну, бывай!

— До свидания! Спасибо! — грустно поблагодарил Димка и указанным путём отправился к выходу.

За дверью Димку охватили дождливые сумерки, дождь не дождь, а так — гадкая морось. Прикрыв буйную шевелюру капюшоном толстовки и сунув руки в карманы, Димон пошаркал в сторону метро. В груди ныло, тянуло и сжималось что-то холодное и мерзкое, мозг никак не мог принять мысль о том, что, может быть, будет так, что Маринки не будет. Его Принцессы не будет! Хрень какая-то, бред пьяной обезьяны! Этого не может быть потому, что этого не должно быть никогда!

— Слышь, пацан! — толчок в плечо вернул Димона к реальности, — ты тут чё забыл?

Перед Димкой стоял крепко сбитый парень лет шестнадцати, явно — «качок по жизни», и с довольным прищуром кота, поймавшего в свои когти толстенького мышонка, разглядывал Димона. За его спиной стояло ещё человек семь разновозрастных отроков, разной степени агрессивности, которыми толкнувший Димку «качок», очевидно, верховодил. Двор, в который занесло Димона, был ему явно незнаком.

— Ничё не забыл, я к метро иду! — Димон сделал шаг в сторону с целью обогнуть загораживающего ему путь «качка», но тот снова перегородил ему дорогу.

— Не гони, ржавый! Метро в другой стороне!

— Я не гоню! Я заблудился тут у вас…

— Тут у нас, ржавенький, так с людями базар не ведут, здесь у нас — это не там у вас, понял!