Дипонегоро - страница 8
Известие о смерти султана Джокьякарты генерал-губернатор Вильям Алтинг встретил весьма равнодушно. Имелись заботы и поважнее: недавно прибывший из метрополии в Батавию молодой чинбвник казначейства, некто Гунс, доложил генерал-губернатору, что в Гааге поговаривают о ликвидации Ост-Индской компании вообще, так как дефицит ее перевалил уже за сотню миллионов гульденов. Будто бы в скором времени сюда нагрянет высокая инспекция, назначенная самим штатгальтером Вильгельмом V. Удержится ли Вильям Алтинг на посту генерал-губернатора?.. Впереди мрак и неизвестность…
И когда все тот же Гунс, решив блеснуть остроумием, спросил генерал-губернатора на балу: в «приход» или «расход» занести кончину престарелого султана Джокьякарты, — Вильям Алтинг смерил выскочку презрительным взглядом и без тени иронии сказал: «Попугай покойного султана намного умнее вас. Он, во всяком случае, знает, кого нужно бить…»
Это был беспокойный 1792 год.
II
ОТВЕРЖЕННЫЙ
Мату Агенг поселилась с правнуком Онтовирьо неподалеку от Джокьякарты, в местечке Тегалреджо. Здесь, на левом берегу реки Бинанга, овдовевшая султанша выстроила обширный дом с верандой. В Тегалреджо не было раззолоченных колонн, кафельных полов и ванных комнат, трапезных и опочивален. Не было придворного этикета и пышных церемоний. Тихо шумели бамбуковые и пандановые рощи. Со стороны огромного рисового поля доносились крики крестьян, мычание буйволов, звуки свирелек. По вечерам квакали лягушки. Густо пахло жареными бананами и прелой рисовой соломой.
Вслед за своей благодетельницей перекочевали в Тегалреджо хаджи, имамы, факиры, чатибы, киаи, муфасиры. Пришлось построить для божьих людей молельню и медресе. Заботам имамов и поручила Рату Агенг правнука Онтовирьо. Если ему по древнему закону — адату не суждено занимать высокие должности при дворе, пусть станет богословом.
Онтовирьо был доволен новой жизнью. Ты избавлен от злого деда султана Сепуха. В Тегалреджо никто не бросает на тебя косых, неприязненных взглядов. Не нужно выряжаться в стеснительные тяжелые одежды. Можно целыми днями пропадать вместе с ровесниками из соседней деревни на реке, купаться, играть в прятки или в старинных бахадуров. Можно смастерить свистульку из рисового стебля и пальмового листа, покувыркаться на соломе и наесться до тошноты неспелых фруктов с чужих деревьев.
Имамы приходили в отчаяние: на урок принц Онтовирьо являлся со всей своей ватагой.
— Я хочу слушать «Салават» и грамматику вместе с ними, — говорил он воспитателям. А оробевших мальчишек подбадривал шепотом: — Не бойтесь бородатых — они только притворяются святыми, а сами не очень-то разбираются в премудростях корана. Твердят одно и то же: аллах велик, нет бога, кроме аллаха, и Мухаммад пророк его. А Мухаммад этот, говорят, был просто-напросто купчишкой, наподобие нашего Али…
Когда Онтовирьо исполнилось тринадцать лет, он познакомился с неким Киаем Моджо.
Киай — это не имя. Киай — значит ученый мусульманин, проповедник ислама, толкователь корана. Моджо — название деревни, откуда происходил этот Киай. На Яве титул произносится наравне с именем. А имя человек меняет здесь по всякому поводу. Как называли Киая Моджо родители в детстве, никто не знал, да и никого это не интересовало. Известно было только, что несколько лет назад Киай Моджо перебрался из своей деревни в Суракарту и числился теперь при одной из мечетей. Как и положено священнослужителю, Моджо никогда не расставался с четками и молитвенным ковриком; коран он знал наизусть. Богослов носил арабскую одежду: белую рубаху, курточку голубого цвета с желтым шелковым воротником и белую накидку до пят. Белая чалма оттеняла его бледное, оливково-зеленое лицо и глубоко запавшие добрые и в то же время немного лукавые глаза. Несмотря на свои двадцать пять лет, Киай Моджо пользовался большой известностью за пределами княжества Соло. Подобно всем божьим людям, он часто разъезжал по Яве, жил в пещерах на берегу Индийского океана и среди простого народа слыл святым. Кому хоть раз доводилось слушать Моджо, те навсегда проникались к нему доверием и уважением. Сведущих молодой богослов поражал глубоким знанием законоведения, логики, риторики, географии и математики, а также иноземных языков. Никто не сомневался, что в недалеком будущем он станет великим ученым.