Директор - страница 7

Джулия не отпускала Ника, и через несколько секунд ему пришлось самому осторожно освободиться от ее объятий. Раньше такого не было. Теперь, после смерти матери, Джулия не отходила от отца…

– А почему столько полиции? – спросила Джулия, подняв на Ника живые карие глаза.

– Да просто так. Им надо со мной поговорить… А где твой рюкзак?

– В машине… А что, опять залезал этот придурок и что-то написал?

Ник кивнул и погладил дочь по пышным каштановым волосам:

– А ты почему дома, а не на музыке?

– Так ведь музыка в четыре, – усмехнулась Джулия.

– А не в три?

– Ты что, не помнишь? Миссис Гварини перенесла занятие на час позже. Я уже несколько месяцев хожу к ней в четыре!

– Ну в четыре, так в четыре. Извини, забыл… Слушай, мне надо поговорить с полицейским. Марта, подождите здесь. Не входите в дом без разрешения полиции.

Марта Беррел была родом с Барбадоса. Ей было тридцать восемь лет, у нее была смуглая кожа, фигура фотомодели и независимое, слегка презрительное выражение лица, с которым она всегда встречала посторонних. Марта носила очень узкие джинсы, ходила на высоком каблуке и с нескрываемым неодобрением относилась к манере Джулии одеваться. Она вообще критиковала все в доме у Ника, но при этом души не чаяла в его детях и могла уговорить их слушаться отца, когда у того опускались руки. Марта нянчила Джулию и Лукаса с пеленок, замечательно готовила и худо-бедно справлялась с остальными работами по дому.

– Хорошо, – ответила Марта и хотела взять Джулию за руку, но та уже скакала на одной ножке в сторону дома.

– На чем мы остановились? – Ник повернулся к полицейскому, смотревшему на него с безразличием, граничащим с дерзостью; при этом Нику казалось, что про себя полицейский над ним потешается.

– У вас есть враги, мистер Коновер?

– В этом городе у меня тысяч пять врагов, не больше.

– Что вы сказали? – полицейский с удивленным видом уставился на Ника.

– Мы недавно уволили половину наших сотрудников. Вы наверняка и сами знаете: более пяти тысяч человек.

– Значит, вас в этом городе не очень любят?

– Это точно.

А ведь совсем недавно Ника все любили. С ним старались завести дружбу совсем незнакомые люди. О нем даже написал журнал «Форбс».[3] В статье говорилось о блестящей административной карьере сына простого рабочего, всю жизнь честно изгибавшего спинки для железных стульев в заводском цеху. Некоторое время все любили и уважали Ника Коновера. Ник стал героем своего родного городка Фенвик в штате Мичиган. На Ника обращали внимание. Некоторые из сограждан даже набирались смелости и подходили к нему знакомиться, когда он в супермаркете доставал мороженые котлеты из холодильника.

Но два года назад начались первые увольнения, о которых объявили новые владельцы корпорации во время одного из своих ежеквартальных посещений Фенвика. Они заявили, что «Стрэттон» обанкротится, если немедленно не сократит расходы на производство. Пришлось уволить половину сотрудников…

Пять тысяч человек в городе с населением в каких-то сорок тысяч!

Ник Коновер и представить себе не мог, что ему придется пройти через все это. После первых крупных увольнений он время от времени объявлял об увольнении все новых и новых работников. Расхваливавшая раньше корпорацию «Стрэттон» местная газета «Фенвик фри пресс» теперь печатала заголовки вроде: «Угроза увольнения нависла еще над 300 сотрудниками „Стрэттона“, „Стрэттон“ больше не платит за лечение своих рабочих, страдающих раком». Теперь в этой газете Ника Коновера величали не иначе как «Ник-Мясник».

Он, которым раньше гордился его родной город, стал предметом всеобщей ненависти.

– Такой человек, как вы, должен лучше заботиться о своей охране. На охране своей жизни не стоит экономить, – заявил Мани.

Ник уже открыл рот, чтобы ответить полицейскому, но тут истошно завопила Джулия.

Бросившись на крик дочери, Ник нашел ее у бассейна. Джулия визжала, опустившись на колени у самой воды. Девочку трясло. Марта, зажав рот рукой, стояла рядом с вытаращенными от ужаса глазами.

Когда Ник увидел то, что напугало Джулию, ему самому чуть не стало плохо.

В красной, как малиновый сироп, воде плавала темная туша, окруженная кольцами белых внутренностей. Ближе к краям бассейна потемневшая от крови вода была светлее, едва розовела.