Дисперсия

Когда Элис направилась в долину, где располагался Митон, утро уже было на исходе. Воздух был неподвижен, погода – ясной, а тишину – если не считать звука ее собственных шагов и грохота перекатывающей гальки – нарушало лишь жужжание стрекоз и раздававшееся время от времени пение птиц. Раскинувшиеся перед ней мощеные улицы и дворы зданий с шиферной кровлей казались совершенно пустыми, а разделявшие их сады – лишенными всякой растительности, за исключением россыпи сорняков.

Подойдя ближе, она изменила свое мнение насчет сорняков: все же они больше походили на окультуренные растения, а значит, их семена, скорее всего, принесло ветром из Ритера. Оказавшись у края ближайшего сада, Элис присела на корточки, чтобы осмотреть невольных посланников из ее родного города. Рано или поздно владельцы сада их бы все равно заметили и выкорчевали, если, конечно, те не росли бок о бок со своими митонскими собратьями. Так или иначе, самим растениям удалось договориться о распределении корневого пространства посредством взаимно-осязаемой почвы.

Она отвернулась от сада как раз вовремя, чтобы заметить следы пыли, вздымающейся над брусчаткой позади нее. Встревоживший ее звук – и без того приглушенный, – уже потерял слышимость, но когда Элис наклонилась и приложила ухо к земле, до нее донесся слабый звук удаляющихся шагов.

Элис с осторожностью направилась к центру города. Представляя ритеровские толпы таким утром, ей тяжело было отделаться от мысли о том, как, должно быть, печально оказаться посреди столь же возбужденной толпы, совершенно не замечавшей ее саму. Страх попасть в давку или оказаться затоптанной был попросту абсурдным, но в мысли о прохождении сквозь вереницу чужих тел приятного было немногим больше. Задушить ее митонская плоть не могла – по крайней мере, до поры до времени; составляющая воздуха, нужная Элис для дыхания, просто прошла бы сквозь тела всех местных, невольно оказавшихся в том же пространстве, что и ее трахея.  Однако инстинктивное желание развернуть и убежать имело в себе и рациональное зерно; если бы ее прародители забрели на территорию незримых, неосязаемых чужаков, не зная, в какой именно момент локоть, случайно проткнувший им грудину, может обернуться смертельной раной, покинуть это место было бы верхом благоразумия.

Время от времени наблюдая за Митоном с холмов, Элис за три месяца убедила себя в том, что оба соседних города по-прежнему подчинялись циклу, сохранявшемуся на протяжении нескольких веков. Ослабление контакта между поселениями не должно было на это повлиять; просто теперь в ее распоряжении было меньше свидетелей, которые могли бы подтвердить прежний порядок вещей. Но не имея возможности избавиться от затянувшегося чувства инстинктивного сомнения, ей стоило, по крайней мере, сосредоточиться на настоящих рисках: грязный след на видном месте; необъяснимый стук по булыжникам мостовой. Избежать этого было вполне в ее власти, ведь оказавшиеся поблизости люди не толкали ее против воли в грязь на дороге и не сбивали по собственной беспечности с ног. Если Элис будет идти тихо и осторожно, не делая вид, будто улица принадлежит ей одной и не слишком отвлекаясь на мысли о перемешанных внутренностях, то наверняка останется незамеченной.

Когда ей на глаза попались клубы пыли, Элис обрадованно направилась в самую гущу. Чем сильнее земля, по которой шла она сама, сотрясалась жителями Митона, тем выше шанс, что ее собственный след останется незамеченным.

Углубившись в толпу, она заметила горстку каменных монет, болтавшихся перед ней на уровне бедра. Она развернулась, желая убедиться, что на пути не было других прохожих с наличностью, однако за свои ежедневные покупки большинство местных, по-видимому, расплачивалось как-то иначе. Элис снова повернулась вперед и замерла на месте; она только что почувствовала в своей обуви небольшой камешек. Как ей теперь быть? Увидев, как его вытряхивают, любой прохожий бы наверняка догадался, что перед ним незваный гость – но если Элис просто пойдет дальше, ничего предприняв, камень, утяжеленный ее собственным весом, может попасть кому-нибудь на ногу. Именно это – почти слово в слово – произошло в одном из прочитанных ею детских рассказов, где все, кому отдавили пальцы, поначалу принялись обвинять друг друга, хотя история в итоге закончилась весело, а виновник понес заслуженное наказание. Впрочем, ждать столь сказочного финала от реальной жизни было бы неразумно.