Дитя каприза - страница 8
– Ник! – настойчиво звала она, но было уже поздно. Телефон молчал.
Она выругалась, швырнула трубку и некоторое время стояла, уставившись на нее невидящими глазами. Что, черт возьми, он имел в виду? Может, ей следует позвонить ему снова? Или лучше сначала купить газету и попытаться выяснить, о чем это он говорил? Откуда-то сзади на нее наплыло облако сигаретного дыма – стоявший у нее за спиной мужчина притоптывал ногой, не скрывая нетерпения, в ожидании, когда наконец освободится телефон. Это помогло решить мучивший ее вопрос. Она повернулась, проскользнула мимо мужчины и направилась к дрожавшему от холода продавцу газет, сидевшему у ближайшего входа в метро.
Все верхние газеты на стенде были на французском языке, и Гарриет выругала себя за то, что не знает его как следует. Возможностей было предостаточно, а вот желания… Она никогда не прилагала особых усилий, чтобы выучить французский, а теперь вовсе не хотела продираться сквозь дебри иностранных слов в поисках неизвестно чего. Однако под кипами французских на стенде оказались английские и американские газеты. Вчерашние? Нет, слава Богу, сегодняшние… по крайней мере, английские. Она указала на одну из них и расплатилась последней мелочью. Потом, укрывшись от пронизывающего ветра в вестибюле метро, раскрыла газету.
Гарриет сразу же увидела статью. Фотография словно прыгнула на нее со страницы, чтобы нанести удар.
Папа, мама. И… этот мужчина… Неожиданно ее охватила дрожь.
ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ! ПО УТВЕРЖДЕНИЮ НЕКОЙ ЖЕНЩИНЫ, ФИНАНСОВЫЙ МАГНАТ ИНСЦЕНИРОВАЛ СОБСТВЕННУЮ ГИБЕЛЬ!
Гарриет прислонилась к стене. Ей очень хотелось найти местечко поукромнее, но она знала, что не сможет двинуться с места, пока не прочтет статью до конца.
Дочитав сообщение, она стояла, тяжело дыша, и переводила невидящий взгляд с газеты на толкавших ее людей, которые пробегали мимо нее. На улице по-прежнему шумел поток городского транспорта, и его грохот то и дело прерывался звуковыми сигналами автомобилей, но она ничего не слышала. Даже бесценные катушки отснятой пленки в фотокамере, висевшей у нее на шее, и рассованные по карманам куртки, были забыты. Все это словно принадлежало другому миру, было из другой жизни.
Грег Мартин, бывший партнер ее отца, жив!
Она, конечно, едва помнила его. Он был тенью прошлого, его имя почти никогда не упоминалось, кроме тех редких случаев, когда разговор заходил о том происшествии, ужасном происшествии, унесшем его жизнь и жизнь ее матери, когда Гарриет едва исполнилось четыре года. Что касается финансового кризиса, через который им пришлось пройти, и главным виновником которого, как она подозревала, был Грег, то о нем они вообще никогда не говорили. Все случившееся было так ужасно и оставило такую глубокую травму, что ее отец предпочел начисто вычеркнуть его из памяти, по крайней мере так это выглядело внешне.
Гарриет прижала руку к губам и закрыла глаза. Ей казалось, что пронизывающий ветер у входа в метро доносит до нее запах, который всегда напоминал ей о матери, – запах, который невозможно забыть, – нежный, дразнящий и сладкий, как аромат летнего сада на исходе дня, запах, воспоминание о котором вызывало у нее слезы даже много лет спустя, когда она уже забыла, как выглядело лицо матери.
«Мама… Мама… почему ты ушла?» По ночам она плакала, уткнувшись в подушку, по-детски надеясь, что слезы обладают магической способностью все поставить на свои места, что утром мама снова будет рядом с ней.
Но мама, конечно, не вернулась. Она погибла во время взрыва на роскошной яхте, как ей объяснили. Постепенно она с этим смирилась, приняла это как факт, хотя, подобно эху в ночи, печаль продолжала жить в ней и иногда заявляла о себе.
Но сейчас…
Если был жив Грег Мартин, то, возможно… может быть, есть хоть какой-то шанс надеяться, что и ее мать жива?
Чудовищность этого предположения потрясла ее. Она простояла у входа в метро довольно долго, неотступные мысли хаотически напирали друг на друга. Они были лишены здравого смысла… Однако это газетное сообщение было доказательством того, что все связанное с тем трагическим происшествием было не таким уж понятным. Впервые за долгие годы Гарриет охватила тоска по дому, но не по Нью-Йорку, а по тихому раю ее лондонской квартирки, убежища, устроенного ею для себя. Она кое-как сложила газету, сунула ее в сумку и, словно под гипнозом, вошла в метро. Как можно скорее оказаться дома – только это теперь было для нее важно. Добраться до дому. А потом, возможно, она сумеет все обдумать и решит, что делать.