Длинный путь, трудный путь - страница 26

Страстное возбуждение охватило Боудена к концу его речи. Лицо раскраснелось, голос лихорадочно звенел.

— Тогда твоя Конфедерация завладеет этой территорией! Можете занять все, до самой Калифорнии. Ты будешь героем, Оверстрит. Тебя произведут в генералы!

Лицо лейтенанта побелело от гнева, губы сжались в тонкую полоску.

— А что ты попросишь взамен, Боуден? — Оверстрит уже знал ответ.

— В этих мексиканских городах полно богачей, Оверстрит. Золото и серебро, лошади и овцы, прочий скот. Там есть буйволиные шкуры и еще кое-что, чем можно торговать. Вот чего мы хотим. И это все, чего мы хотим. Остальное принадлежит тебе и Джеффу Дэвису.

Бросив короткий взгляд на капитана Пэйса, Оверстрит увидел ужас в его глазах. Он повернулся к торговцу.

— Ты не упомянул одну вещь, Боуден. В этих городах живут люди, невинные люди, которые не имеют никакого отношения к этой войне. Твои дикари оставят за собой кровавый след, который не смыть и за сотню лет. Это ведь будут не только мужчины, Боуден. Это будут также женщины и дети, забитые, как скот! — У него перехватило горло. В висках барабанной дробью стучала кровь. — Разумеется, мы хотим завоевать Нью-Мексико. Но мы не хотим этого такой ценой. Я не дам тебе оружие.

Он снова взглянул на Пэйса.

— Спасибо вам, лейтенант, — тихо сказал капитан.

Боуден грязно выругался.

— Тогда к рассвету никто из вас не останется в живых, Оверстрит! А мы все равно получим фургоны. — Торговец обвел широким жестом горы. — Вон там меня дожидается сотня воинов. Вы исчезнете с лица земли, как снежный ком в аду!

— Мы не сдадимся без боя, Боуден, — с мрачной решимостью проговорил лейтенант. — А если вы начнете стрелять в фургоны, вы взорвете порох. Весь обоз взлетит на воздух, и это ни вам, ни кому другому не принесет пользы.

Боуден наклонился вперед в седле, жирное лицо его горело триумфом.

— Нет, лейтенант, с этими фургонами ничего не случится. Мои люди не будут использовать ружья. — Он указал на лук, который держал в руках один из индейцев. — Из короткого лука вроде этого команчи могут всадить стрелу в ствол дерева на половину его толщины. А с разгону, на лошади, они могут пробить копьем человека насквозь. Подумай-ка об этом! Я даю тебе пять минут.

— Мне не нужно пяти минут, Боуден. — Оверстрит повернул коня назад. — Возвращаемся, капитан.

Торговец приподнялся в стременах, потрясая кулаком.

— Клянусь, Оверстрит, я зажарю тебя живьем!

Затем, пробормотав что-то троим индейцам, Боуден рванул поводья и, пришпорив лошадь, помчался вдоль подножия горы. На ходу он помахал рукой кому-то на вершине. Подняв глаза, Оверстрит увидел зеркальную вспышку.

— Берегите свой скальп, капитан, — хмуро сказал он. — И гоните коня быстрее, чем когда-либо в своей жизни.

Пустив лошадь вниз по каменистому склону, Оверстрит оглянулся, чтобы узнать, нет ли за ними погони. И увидел ее — вопящую, украшенную перьями волну, набегающую на них, словно прилив на побережье Галвестона. Он замолотил шпорами в ребра лошади и прихлопнул по крупу животного своей шляпой. Камни с громким стуком летели из-под стремительно мелькающих копыт.

В нескольких сотнях ярдов перед обозом лейтенант увидел довольно ровное открытое пространство, пересекаемое с одной стороны извилистым оврагом. Двигаясь рядом с головным фургоном, капрал Уиллер ждал появления Оверстрита. Лейтенант помахал шляпой, призывая его ускорить ход обоза. Ему пришлось сделать это всего раз. Уиллер, мигом сообразив, в чем дело, начал действовать. За несколько секунд фургоны набрали максимальную скорость, какую только можно было выжать из животных. Брезентовые чехлы, покрывавшие груз, хлопали на ветру.

Офицеры на полном ходу подскакали к обозу как раз тогда, когда он достиг открытого пространства. Оверстрит помахал шляпой, изображая дугу, и фургоны быстро выстроились в круг, скрипя железными ободьями колес на скользких серых камнях. Перекрикиваясь, люди бросились распрягать животных и загонять внутрь круга. Затем десятки рук схватили ружья, и люди, упав ничком, заползли под фургоны. Положив пальцы на спусковые крючки, они пытались совладать с дыханием прежде, чем их захлестнет размалеванная волна индейцев.