Длительные контакты с Цзян Цин, женой Мао Цзэдуна, в Москве, Подмосковье и в Крыму (из воспоминаний) - страница 4

Во время «культурной революции», когда Цзян Цин стала всесильной, она жестоко отомстила Линь Ли. Ни в чём не виновная, она по указке Цзян Цин (а предлог было найти нетрудно) отсидела долгие семь лет и четыре месяца в одиночных камерах трёх тюрем. Мне рассказывали в Китае, что от мстительного гнева Цзян Цин во время «культурной революции» пострадало множество неугодных ей, ни в чём не повинных людей. Иные из них, не выдержав выпавших на их долю страшных испытаний, лишились рассудка.

Шли медицинские обследования Цзян Цин. Мы вместе с ней ездили в больницу на ул. Грановского. Скажу лишь, что худшие предположения наших врачей не оправдались. Помогла позже традиционная китайская медицина — именно ей обязана Цзян Цин исцелению от её недуга.

В Отделе меня постоянно спрашивали, как себя чувствует Цзян Цин. Поэтому я приезжала в Заречье регулярно.

Наступило время, когда консилиум врачей решил, что Цзян Цин можно перевезти в больницу, чтобы проводить необходимые обследования и лечение. Её поместили в Центральную клиническую больницу Четвёртого главного управления, известную в то время как «Кремлёвка», расположенную на перекрёстке улиц Калинина (ныне Арбатская) и Грановского, напротив Библиотеки им. Ленина (ныне Государственная библиотека). Ей там на 2‑м или 3‑м этаже (не помню) был отведён целый отсек, вполне комфортно обустроенный.

Начались обследования. Когда состоялся рентген её внутренних органов, я всё видела, переводила, и была поражена тем, что все её органы были сильно опущены против нормы. Особенно низко «висели» сердце и печень. Позже она мне объяснила это тем, что у неё была японская операция по поводу перевязки яичников (как она выразилась «варварская» операция) для того, чтобы предотвращать беременность, что привело к негативным последствиям. Усугубилось это (опущение внутренних органов) позже тем, что, как она добавила, пришлось вместе с руководством КПК, когда уже началась гражданская война (1946—1949 гг.), совершать длительные передвижения в горных местностях провинций Шэньси и Шаньси верхом на лошади. Я, конечно, была в курсе всего, что касалось её болезней до мельчайших подробностей, но писать об этом не буду из соображений чисто этического порядка, хотя Цзян Цин давно нет в живых. Скажу лишь, что главное, что её беспокоило тогда и позже — это заболевание шейки матки.

После обследования и необходимого лечения, Цзян Цин направили в Подмосковный санаторий «Барвиха». В то время она чувствовала себя уже довольно прилично, прибавила в весе, заметно поднялся тонус настроения.

Вместе с Цзян Цин в «Барвихе» находились Ли На, Линь Ли и Чэнь Чжэньжэнь. Ли На в то время была очень похожа на отца, в хорошем физическом состоянии, раскована в поведении (в хорошем понимании этого слова). Для своего возраста она была хорошо развита. Иногда Линь Ли занималась с ней прочтением и комментированием одной из классических китайских книг. Ли На особенно полюбила территорию санатория «Барвиха», довольно большую по площади, со множеством интересных растений, цветочных клумб, с мостиками и прекрасными аллеями, был там и участок типа лесопарка.

В конце июля 1949 г. в Китай возвращался Гао Ган, и Цзян Цин отправила с ним дочку домой, с ней вместе улетела и Чэнь Чжэньжэнь. С отъездом Ли На я её больше никогда не видела. Где-то в начале 2000‑х годов, когда я была в научной командировке, состоялась договорённость о встрече с ней. Но она приехала в гостиницу в сопровождении одной её хорошей знакомой, в последний вечер моего пребывания в Пекине, не предупредив о времени встречи. А в тот вечер я была занята в другом месте.

В то лето в «Барвихе» я познакомилась с Лю Айцин, дочкой Лю Шаоци, и Чжу Мин, дочкой Чжу Дэ. Обе прекрасные девочки, каждая по-своему, приехали в Москву, затем в «Барвиху» из упоминавшегося уже интернационального детского дома, где они жили и учились. Они в то лето кончали среднюю школу. Лю Айцин приехала, конечно, для встречи с отцом, хотя мне об этом не говорила, а Чжу Мин, вероятно, за письмом от отца и приветами. Одновременно навестили и Цзян Цин в «Барвихе». Обе в совершенстве владели русским языком, шутили. Чжу Мин «жаловалась», не обижаясь, что в Ивановском детдоме у неё «кличка» «цилиндр», потому что она немного полновата. Но всё это было со смехом. Несколько десятилетий спустя, когда я бывала в Пекине, звонила им по телефону. Обе уже были в возрасте и нездоровы. С Чжу Мин мы как-то встречались в Пекине в Обществе китайско-советской дружбы. Она рассказывала о своей семье, детях и внуках, с тёплым чувством вспоминала годы жизни и учёбы в Ивановском интернате, навсегда оставшиеся впечатления от учёбы в Пединституте в Москве. К сожалению, в октябре 2009 г., когда в Москве широко отмечали 60‑летие трёх событий — провозглашения КНР, установления советско-китайских дипломатических отношений и основания Общества советско-китайской дружбы, от Лю Айцин я узнала печальную весть, что Чжу Мин уже ушла в мир иной.