Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы) - страница 14

стр.

Я вдруг на секунду словно обрела другое зрение, мне показалось, что все, о чем я думала, беспокоилась, волновалась – выдумка, а истина на неизвестной глубине. Я смотрела, как снисходительно Саша посмеивался, поддаваясь Федьке, смотрела испытующе: тот ли? такой ли? Саша заметил меня, сказал Феде: ну, сдаюсь, вот мама твоя, – и я тряхнула головой, стараясь сбросить наваждение, решительно направилась к ним, улыбаясь, крутила перед Федькой машинкой.

Мы ходили по длинным одинаковым улицам мимо отгороженных штакетником старых дач. Я говорила: Саша, ну, уйдешь, ну, что, ведь жизнь не кончается. Тебя с руками оторвут в любом месте, ну, начнешь все по новой, подумаешь, тебе же не пятьдесят? – Он, усмехнувшись, отвечал: Везде все одинаково, ты что, не поняла? – Откуда ты знаешь? – горячо возражала я. – Знаю, – отвечал он. – Нет уж, сказал он напоследок. – Здесь или нигде. Отсюда – в сторожа или в мясники. – Да-да, самое тебе место, – растерянно кивнула я, и мы долго еще ходили, Федька тоже попритих, забегал то на одну, то на другую детскую площадку, залезал в домики, на горки, катал новую машинку по перилам сосредоточенно, деловито, не приглашая никого участвовать.

Это была суббота, в воскресенье Саша отправился почитать что-то в Публичке, я стирала. Я выпустила Федьку во двор, погода была опять теплая, солнечная, я выглядывала в окно, видела, как Федька играет в войнушку, размахивая пластмассовым автоматом, крича что-то срывающимся от волнения голоском. Я стирала, монотонные движения, бегущая вода, ровный гул машины успокаивали. Мне казалось, что все как-нибудь утрясется, что стыдно мне требовать чего-то еще сейчас, когда так плохо на работе. В дверь позвонили, я подумала, что это Федька прибежал за чем-нибудь, не спрашивая, открыла, удивилась, увидев на пороге незнакомую женщину, начала уже качать головой, мол «не туда попали», и остановилась, до меня дошло – это Сашина мама.

Мы сели на диван, она в один угол, я – в другой, в квартире, как назло, был бардак, всю субботу мы прогуляли, я не убрала, от развешанного в кухне белья потели стекла, на мне был драный халат. Я представила, как невыигрышно все это выглядит, закусила губу.

Сашина мама была худенькая, с кругами под глазами, в старомодном костюме, широконосых туфлях. Я подумала о Сашиных курточках, безукоризненных рубашках, поняла, почему он покупал ей на объекте те кофты.

– Надюша, – взволнованно начала она. – Я пришла, давно хотела поговорить, вы, конечно, понимаете, о чем… – говоря, она крутила головой, осматривая комнату, беспорядок, наткнулась на валяющийся на столе флакон сухой валерьянки.

– Мне тоже надо купить, – как будто про себя сказала она, показав на флакон. – Я хочу попоить Сашу, а вы, наверное, тоже поите своего мальчика?

Я кивнула, я почувствовала, с чем она пришла, такая отъединенность была в этой уверенности, что каждая из нас должна поить валерьянкой только своего мальчика. Она сказала что-то про успокоительный сбор, принялась рассказывать, как лечила травами трехлетнего Сашу от воспаления легких. Я знала, Сашин отец умер, когда Саше было два года, она растила его одна… Я рассказала про травы от бронхита, которыми всегда поила Федьку. – Саша тоже часто подкашливает, – озабоченно пробормотала она, начала объяснять, как у него обычно начинается простуда, говорила долго, в глазах загорелся огонечек одержимости.

– Много всякого было, – вздохнула она, – растила его, ни о чем другом и не помышляла. – И она прервалась, значительно посмотрела на меня и выдержала паузу.

– Надюша, – просительно сказала она, наконец. – У вас мальчик тоже такой больной. Как же вы уделите ему внимание, если заведете себе семью? И потом, Надюша, надо еще детей – а ведь они тоже могут так заикаться?…

Я сидела, пытаясь запахнуть на коленках халат, подтягивала полы, а когда она сказала это, пальцы мои будто онемели. И я так и не смогла ничего подцепить. Я посмотрела на нее, она сочувственно встретила мой взгляд, а в глазах была стальная убежденность: нельзя отдать моего чудесного мальчика распустехе с беспорядком и больным ребенком – это читалось и в сжатых на коленях некрасивых, покрытых толстыми венами маленьких руках. Раздался звонок, я пошла открывать, в дверях стоял Федька.