Дмитрий Гулиа - страница 24
Группа абхазских интеллигентов писала Дмитрию Гулиа: «Вы… внушали своему народу ненависть к угнетению и эксплуатации». Верно, в народе знали, что Дмитрий Гулиа всегда даст нужный совет, всегда придет на помощь, всегда напишет бумагу, которая имеет «большую силу». Энергия его казалась неиссякаемой.
Я помню, как во время прошлой войны отца навестил стосорокалетний Шаангери Бжаниа. Старик оглядел поэта со всех сторон, поцеловал в лоб и сказал: «Дмитрий, я никогда не предполагал, что ты когда-нибудь постареешь. Ты всегда был как огонь». Это подтверждают все знавшие Гулиа: как огонь в делах, как огонь на пирах. Смолоду был доброго нрава, безукоризненно честен и хозяин своему слову. Однако вспыльчив. Мог надолго рассердиться.
Не терпел болтунов и бездельников. Если кто-либо нес чепуху, то попросту извинялся и вставал, ссылаясь на крайнюю занятость.
Он говорил мне:
— Я не понимаю, как это можно без дела сидеть! Кончил одно — приступай к другому. Устал — отдыхай. А сидеть без дела?.. Если кто-либо ссылается на свою молодость и молодостью пытается объяснить безделье, то я сошлюсь на свою: без работы не сидел ни одной минуты!
Сколько я помню, он ни разу не отступил от этого правила. И старики утверждали, что таким он был всегда.
Первое десятилетие нашего века было воистину удивительным. Двадцатое столетие заявило о себе недвусмысленно и властно. Оформилась ленинская партия, сравнительно быстро изменившая весь ход истории на земле. Маркони переговаривался с Америкой по беспроволочному телеграфу. Братья Райт поднимали с пустынного берега свои первые самолеты. Альберт Эйнштейн высказал еретическую мысль об энергии вещества, блестяще подтвержденную взрывами атомных бомб много лет спустя. В конце десятилетия в Гагре уже бегала «телега без лошади» — автомашина, принадлежащая принцу Ольденбургскому. На пятом году от начала века вспыхнула знаменитая русская революция, потрясшая всю империю от края до края.
1905 год и в Абхазии был годом бурным. Алексей Мелихов пишет: «События захватили и Абхазию. 20 января стачка протеста началась в Сухуме…
В Сухуме активное участие в революционных выступлениях начинают принимать вместе с рабочими ремесленники, домашние и садовые рабочие, а также приказчики («торговый пролетариат»); в деревне наибольшую активность проявляли батраки и арендаторы…
Из донесения главнокомандующего гражданской частью на Кавказе от 11 марта видно, что им было сделано распоряжение о командировании в Сухум казаков с Северного Кавказа…
На начальника округа полковника Прогульбицкого весной было совершено второе покушение. Стреляли и в помощника начальника округа подполковника Зенченко».
События 1905 года заставили отца, по его словам, еще глубже заглянуть в душу народную. Россия, Кавказ, Грузия — все кипело, словно вода в котле. Он видел городские бунты, видел просветленные глаза крестьян, слышал гневные речи «усмирителя непокорных» генерала Алиханова. Все это следовало основательно переварить. Съежившиеся от страха князья и дворяне приводили его в восторг. Наконец-то они присмирели. Хотя, как выяснилось позже, ненадолго. Неудачная для царизма русско-японская война многим открыла глаза. Явственнее стали обозначаться изъяны великой империи. Революция показала, что колосс держится на глиняных ногах.
Но колосс выстоял. Зашатался, чуть не рухнул, но удержался. И все-таки произошло что-то непоправимое, что-то необратимое. «Я разговаривал с людьми, — рассказывал Гулиа, — и более всего произносилось слово «свобода». Одни проклинали это слово. Другие превозносили выше небес. Я писал стихи и тут же читал крестьянам. Рассказывал им о том, что делается на белом свете. Тогда казалось, что я осведомлен о множестве дел. Теперь я понимаю, что информация моя была каплей в море».
Крестьяне слушали Гулиа и покачивали головами — от удивления, от грандиозности масштаба происходящего на свете. Говорил он удивительным языком. По крайней мере все, кто слышал его в молодости, так искренне и полагали. Гваджа Барганджиа, житель села Тамш, рассказывал мне:
— Твой отец не говорил, а пел, как соловей. И откуда у него бралась такая речь? Какие он придумывал слова! Как связывал их! Главное, все было так ясно и так понятно! Старики удивлялись старинным выражениям — прекрасным и точно передающим смысл.