Дневник, 1884 г. - страница 17

стр.

[15/27 мая.] Поздно. Просители — нищие. Мне совестно и мучительно перед ними. Писал хорошо. Всё уясняется. Пошел ходить и думал так, как давно не было. После обеда чинил часы и читал. Дождь лил. Эмерсон сильный человек, но с дурью людей 40-х годов.

Приходила Курносенкова советоваться, может ли ее брат Рыбин (вор) жениться в остроге. Он там нашел невесту и там женится. Надо расспросить.

[16/28 мая.] Получил письма. Отвечал Толст[ой], Урусову, барышне не послал и памятке не послал. Как чужой, ненужный человек письмом может отравить жизнь! Поехал в Тулу. Упадок сил в Туле. Послал письма, купил покупки и никуда не заехал. Пил чай у Параши. Как много времени выигрываешь от отсутствия тщеславия и охоты к потехам. Письмо милое от старого Ге, от Урусова — он отдает печатать, и от Черткова, и от Лели. Хотел спросить у Давыдова, но тошно — прокурор.

С Урусовым мы почти в одно слово — мы уже думаем о возможности осуществления. Я думаю, и хочу, и верю, и буду работать. Не я увижу, так другие, а сделаю свое дело.

Прелестная мысль Бугаева, что нравственный закон есть такой же, как физический, только он «im Werden».>27 Он больше, чем im Werden, он сознан. Скоро нельзя будет сажать в остроги, воевать, обжираться, отнимая у голодных, как нельзя теперь есть людей, торговать людьми. И какое счастье быть работником ясно определенного божьего дела!

[17/29 мая.] Поздно. Девочки крестьянские на pas de géa[nts].>28 Языческое, как в них, как и в наших, борется с христ[ианским] и еще его верх. Красное, заманчивое, похотливое. Писал плохо. Поехал верхом к Биб[икову]. Два просителя. Солдат пособие и Телятенской — прогульную лошадь у него отнял становой.

Биб[иков] сбил, что Сережа приедет. Поехал после обеда. Дома задремал, потом пытался говорить с женой. По крайней мере, без злобы. Вчера я лежал и молился, чтобы Б[ог] ее обратил. И я подумал, что это за нелепость. Я лежу и молчу подле нее, а Бог должен за меня с нею разговаривать. Если я не умею поворотить ее, куда мне нужно, то кто же сумеет?

Написал письмо Красновой.

[18/30 мая.] Очень поздно. Нужно вставать к детскому кофе. Работа нейдет. Но и не могу отстать от нее. Духом — плотью спокоен. Ездил с Таней верхом. Письмо от переводчицы на немецкой. Ходил к Павлу сапожнику. Читаю Hypatia. Бездарно. Интересно, как он решает религиозный вопрос. Завтра приезжает Тат[ьяна].

[19/31 мая.] Дурно спал. Сон: Ник[олай] Дмитрич завез вагон конки в тротуар, пот[ому] ч[то] он стоял не спереди, но сзади. Я стал вытаскивать канатом. Четыре мужика пристали ко мне. Мы потянули — тронулось. Налегли еще раз — раз, два, три, задумались, но тронулись. Еще раз и пошли. Только я уж не на улице, а в большом разливе. И мне хорошо. Хороший сон. И не начинал писать, не хотелось.

Написал письма — Черткову и переводчице. Потом пытался починить сапоги — не шло. Поехал было верхом — вернулся. Ездил с Таней навстречу. Приехали. И мне тяжело. Эта пустая суета опять будет засыпать меня.

[Май. Повторение.] Нечем помянуть — месяц. Ничего не сделал. Попытки и начало работы тогда только можно счесть за дело, когда кончу. Одно, что дурного — знаю — не было. Если было к семье, то и то меньше, и еще то, что мысль Бугаева зашла мне в голову и придает мне силы. Я становлюсь надежен. — Еще сознание того, что надо только делать добро около себя, радовать людей вокруг себя — без всякой цели и это великая цель.

[20 мая/1 июня.] Опять волнение души. Страдаю я ужасно. Тупость, мертвенность души, это можно переносить, но при этом дерзость, самоуверенность. Надо и это уметь снести, если не с любовью, то с жалостью. Я раздражителен, мрачен с утра. Я плох. Встал рань[ше]. Пил кофе с детьми. Читал Hypatia. Получил письмо Черткова. Луч света в мрак, еще сгустившийся с приездом Тани. Просители: Кубышкин плачет. Лошадь его продали за 1>1/>2 рубля. Он плачет. Нет правов. Баба вдова, сама пята, отбирают землю. Тарас и Константин подрались с Оси[пом]. Старшина их хочет сечь. Михеев жалуется, что его обделили.

И Ник[олай] Ермишк[ин] на сходке кулаки сучит — пьяный. Няня говорит, что сколько ни помогай родным, под старость никто добра не вспомнит — выгонят. Попадья говорит, что нынче не возьмут замуж без денег. — Кузм[инские] говорят про моды и деньги, к[оторые] для этого нужны. Как тут жить, как прорывать этот засыпающийся песок? Буду рыть. Курил и неприятным тоном заговорил за чаем (2).