Дневник 1905-1907 - страница 4
, а уж после его смерти поиски заступничества и вообще стали невозможны. Кузмин сумел уйти с арены литературной жизни столь бесповоротно, что в тогдашнем Ленинграде его просто-напросто было некому из власть имеющих вспомнить. Но и тогда духовная жизнь, художественные искания, интерес к мировой культуре оставались столь интенсивными, что поражали молодых собеседников поэта своей уникальностью. В то время как мемуаристы русской эмиграции видели в Кузмине человека давно ушедшей в прошлое эпохи, угасающего «в черном бархате советской ночи», искусствовед В. Н. Петров, часто навещавший его в те годы, оставил нам портрет человека, чья интеллектуальная жизнь шла на глубине, очень часто недоступной его собеседникам, особенно людям советской генерации[11].
Таким образом, свидетельства дневника оказываются совершенно бесценными как для интересующегося Кузминым читателя, так и для историка, воссоздающего облик эпохи. Но чтобы верно проникнуть в его суть, надо обладать определенным ключом или ключами, ибо далеко не на все интересующие читателя вопросы текст отвечает прямо и недвусмысленно. Скорее, наоборот: довольно часто попадаются непонятные, зияющие провалы. Целые недели, если не месяцы, оказываются пропущенными или заполненными записями о мелочах повседневной жизни. Некоторые упоминаемые люди скрыты так, что «вычислить» их личность почти не представляется возможным. Чаще всего к минимуму сведены суждения о литературе и искусстве. Порой приходится лишь догадываться о том, что Кузмин в том или ином случае имеет в виду, и далеко не всегда эти моменты поддаются точному комментированию: слишком многого о жизни Кузмина мы не знаем.
Прежде всего, конечно, это касается событий, происходивших до того момента, с которого дневник до нас дошел, но оказывавших влияние на всю последующую жизнь. Уж, казалось бы, сведения о спутнике Кузмина по путешествию в Египет «князе Жорже» найти должно быть легко: офицер Конного (так чаще всего называли Конногвардейский) полка, на несколько лет старше, умер от болезни сердца в Вене, причем дата смерти устанавливается без труда… Но ни просмотр газетных некрологов, ни поиски в приказах по армии, фиксирующих всякие перемены в списках, в том числе увольнение или смерть, не дали ничего. Стало быть, в личности этого человека есть некоторая загадка, не поддающаяся пока разрешению. То же относится к годам увлечения Кузмина старообрядчеством: долгие годы считалось, что он сам был старообрядцем (иногда даже говорилось и о старообрядчестве его родителей, что решительно невозможно). Кажется, после чтения дневника не остается сомнений, что в раскол он действительно не входил, но круг его общения той эпохи остается загадочным, так же как очень многие — и важные! — обстоятельства итальянского путешествия и его ближайших последствий[12]. Но не меньше загадок оставляют нам и годы, когда дневник уже существовал. Откуда, например, взялся в жизни Кузмина Юрий.
Юркун, его многолетний спутник? Можно только догадываться. Как Кузмин познакомился с Гумилевым или с Вагановым? Что скрывается за фразой С. Ю. Судейкина, обращенной к актрисе В. В. Ивановой: «Я бы вам дал пощечину» (фраза эта попала и в повесть «Картонный домик»[13])? Что означают критические замечания о споре, в результате которого появилось стихотворение Анненского «Моя тоска» (запись от 11 ноября 1909 года)?
Подобные примеры можно множить. Отвечая на ряд вопросов, дневник М. А. Кузмина ставит не меньше новых. Поэтому читатель дневника должен не только читать сам текст и комментарии к нему, но и знать основные поэтические и прозаические произведения Кузмина, так как только соположение текста автокоммуникативного (каким является дневник) с различными художественными даст возможность увидеть образ автора. Совершая мысленный путь от дневника к прозе и поэзии, а от них снова возвращаясь к дневнику, читатель обретает возможность воссоздать тот текст жизни, который оставил нам М. Кузмин.
Идея издать дневник либо продать его коллекционеру рукописей обдумывалась Кузминым начиная с 1918 года, когда он делил с Ю. И. Юркуном и матерью Юркуна В. К. Амброзевич полунищенское существование. Обсуждалась эта мысль, в частности, с коллекционером С. А. Мухиным