Дневник 1938 г - страница 5

6 марта, утро.

Сталин, Молотов, Ворошилов как редакторы «Истории революции» вошли в состав Академии — Института Истории.

Забыл о заседании в Обществе Испытателей Природы в группе истории науки — где я председателем! Вспомнил перед сном! Такие казусы бывали и в молодости — думаю, не старческая забывчивость.

9 марта, утро.

Вчера неладно с сердцем или аортой. Не работал настоящим образом.

Глубокое впечатление от процесса Бухарина и К° на всех и на меня. Заставляет много критически продумать.

Заходила Аня. Думаю, что будет настоящей помощницей.

13 марта, утро.

Сегодня утром встал.

Вчера был В.И. Крыжановский с внучкой — привез новые минералы, полученные Музеем. По-видимому, Минералогический Музей Московского Университета замер. С ним об академиках и членах-корреспондентах по минералогии. У него «кормятся» — коммунисты, от которых он не может отказаться. Даром брошенные деньги.

Президентом Академии Сельскохозяйственных Наук назначен Лысенко. Начинается (продолжается?) гонение на Н.И. Вавилова[47]. Его не включили в семенную контрольную комиссию. Лысенко нервно неуравновешенный человек. Но все же это ученый и интересный, по-моему. Что молодой — хорошо. Но так как он партийный[48] — то властный. Но это жизнь.

Как-то звонили от Комарова — хотели, чтобы я подписался под заявлением академиков. Я лежал, не мог подойти к телефону и сказал, что не зная, что , — не подписываю. Боялся, что вставят . бывало — но не тогда, когда я прямо говорил, а когда меня не было; так раз у Комарова — я ушел много раньше предложения ; был — очевидно, не злостно. Но все же заявление было с душком. Боялся, что появится — но нет («Известия»)[49].

Для меня неприемлемо всякое убийство — и смертная казнь в том числе: твердо и непреклонно. Чем больше жизнь идет, тем больше и яснее .

14 марта, утро.

В связи с только что закончившимся процессом вспоминается время Террора в Ленинграде после убийства Кирова. Все это в процессе смазано. Теперь выясняется, что Ягода знал раньше и, можно сказать, участвовал — допустил, во всяком случае, убийство.

Выбор Кирова совершенно исключительный. Крупный идейный человек — после смерти ни одного плохого отзыва я не слышал, а, наоборот, многое хорошее узнал. Выяснялась: крупная фигура с большим будущим. Говорили перед этим, что Сталин выдвигает его как заместителя или себя или Молотова. Я видел его один раз.

В это время в Петербурге был Ферсман, приехавший для свидания с Кировым: в связи с Хибинами.

Слух об убийстве распространился в городе сейчас же. Говорили, что — партиец видный. С Николаевым мы в Радиевом Институте сталкивались, так как он был важным лицом в районной контрольной комиссии.

Говорили, что сперва прилетел Ягода — затем с экстренным поездом Сталин и Молотов. Сразу было сменено все ГПУ — от низу до верху, приехало новое .

Сейчас же, к удивлению населения, стали искать людей не из той среды, которая убила: были расстреляны в Москве, Ленинграде, Киеве случайные люди и начался террор среди бывших людей — выслано было 40 000 человек, и теперь страдают совершенно невинные. Было ясно, что двинули следствие не в ту сторону. Тогда уже указывали на странный характер: убил видный коммунист, вся тяжесть следствия направлена в другую сторону — заметали следы. Новые гепеушники в незнакомой обстановке, перегруженные работой, засыпали среди обысков и допросов.

Тогда подозревали — теперь стало ясно.

Очевидно, верхи отрезаны от жизни. Две власти — если не три: ЦК партии, правительство Союза и НКВД. Неизвестно, кто сильнее фактически.

Цель оправдывает средства — применялось вне партии, а тут выяснилось, что и внутри .

На суде все это было замазано.

Но та прочность, которую я себе представлял — и видел силу будущего, — очевидно, не существует. Разбитого — не склеишь. Подбор людей (и молодежи) в партии ниже среднего уровня страны — и морально, и умственно, и по силе воли.

Процесс заставляет смотреть в будущее с большей тревогой, чем, мне это раньше казалось, надо было .

19 марта, утро.

Огромное впечатление процесса несомненно, и удивительно, что власть не учла этого. Вместо Ягоды — Ежов, и его политика это поддерживает. Жестокость не пугает, а смотрят, как на рок, — но доверия нет.