Дневник 1938 г - страница 8
От Баха получил его книгу. 3-е издание его «Записок революционера» не разрешено цензурой.
2 мая, утро.
Чувствовал себя сносно. Гулял. Работал над книгой. Много читал и думал.
Газеты выйдут только 4-го: по словам почтовых , рабочие-печатники не хотят терять 3-х дней.
На манифестацию идут из-под палки. Да еще погода была нехорошая. Очень тяготятся, а сейчас и устраивают формально.
Газеты от 1-го , в сущности, — 30-го . Совершенно бездарны и нечего читать. Чувствуется какой-то развал — но «чистка» не наносит того вреда, который должна была бы наносить, так как в среднем очень низок по уровню правящий слой. Кроме верхушки, вся высшая бюрократия ниже среднего нашего уровня: Щедринско-Гоголевские типы — на каждом шагу. Царство их в текущей жизни.
10 мая.
Работал над диссертацией Старика[64]. Утром Кулик. Экспедиция для аэросъемки задерживается сознательно бюрократией Академии.
Из Полтавы сообщают, что там сплошные аресты и террор среди старых людей. Арестован Я. К. Имшенецкий — старый земец и кадет. Ему за 80 лет, стал очень богомолен. Друг Короленко... «Молился и писал мемуары». — Не за мемуары ли он и арестован? Раньше был арестован его сын А.Я. Имшенецкий. Оба очень хорошие люди. Я.К. — оригинальный и умный человек, филателист.
Арестован Эйхе! Только что назначенный на место Чернова[65], хвалили как умного и делового. Арестованы старые политкаторжане: А.А. Филипченко[66] — микробиолог, очень интересный человек, и отец его жены, старой политкаторжанки. Говорят, арестован Ленавский, помощник Вышинского.
11 мая, утро.
Вчера хорошо. Холодная погода. Вчера один из первых хороших дней. Наташа все лежит.
Был Александр Евгеньевич. С ним большой разговор о заседании Совнаркома 8.V.[67]
очень досталось. грубо, часто и неверно.
Комаров особенно неудачно. Брицке[68] и Кржижановский совсем растерялись. Кржижановский — Вознесенский. (В Энергетическом Институте Кржижановский создает второй Госплан). Слабость Президиума.
В Совнаркоме Молотов — Каганович. Остальные — подголоски. Но приток молодежи — мало культурная и решительная. Каганович много неверного — но интересно. Апатиты в Хибинах — на Ферсмане. Резко бросается чувство непрочности. Опасное настроение. убеждал меня с ним к Кагановичу. Я согласен[69].
12 мая, утро.
Наташе лучше, но слаба. Лежит. Кончил книгу Старика.
был на заседании Президиума. Отчет о посещении Совета Народных Комиссаров — уже более отрицательное, чем рассказывал А.Е. .
Впечатление неустойчивости существующего у меня становится еще сильнее. Политика террора становится еще более безумной, чем я думал еще недавно. Волевая и умственная слабость руководящих кругов партии и более низкий уровень партийцев, резко проявляющийся в среде, мне доступной, заставляет меня оценивать как преходящее, а не достигнутое — не как тот, по существу, великий опыт, который мне пришлось пережить.
Кржижановский слабо выступил. Он ясно видит, что академики-марксисты не могут иметь того влияния в нашей среде, которое было бы необходимо. Для празднования Маркса[70] — Адоратский[71], говорят, почти глупый человек, коего труды — остатки коллективной работы, которая делалась при Рязанове[72], а философ Митин[73] — бездарность, судя по его статьям и книгам. для Кржижановского это первоклассные ученые.
Очень серьезный момент и для Академии. По-видимому, Каганович произвел впечатление.
18 мая, утро.
Из-за финансовых расстройств академики месяцами не получают никаких изданий. Бюрократизм аппарата невероятный.
Очень большое впечатление рассказы Поли (тульской крестьянки) — она когда-то служила у Георгия. Вернулась из деревни. Там голодно и никакой мануфактуры. Колхозники недовольны. Большие аресты среди деревень.
В Саратове массовые аресты среди поселенных там служащих Маньчжурской дороги. Целые улицы пустуют — аресты «шпионов». Это низы.
Зильберминц, вернувшись недавно из Донецкого бассейна, рассказывал о полном развале. Население меняет уголь — собирают и на пути. Железные дороги идут (работают) с поразительной быстротой и правильностью — но, стремясь по-стахановски увеличить добычу угля, везут уголь с 25% и т.п. брака. То же формальное отношение. Есть цель — но нет ллсша.