Дневник горнорабочего - страница 8
Да, мой товарищ оказался вором! В бане вытащили мелочь из кармана куртки. Около рубля — ерунда, и все же неприятно.
Наблюдал как ГРОЗы рубят и лущат медный кабель. Даже помогал вынести, но в долю к ним не попал. Вырученные деньги они пропили сразу же по выезду.
Переброшен командованием на новый участок фронта. Видимо, как рабочий, отсутствие которого не скажется на доставке материалов. Выполняю обезьянью работу. Сижу на пересыпе и подбираю товар, вываливающийся из его многочисленных дыр. Глотаю пыль, с коллегами не контактирую, выношу металл.
К стволу нас возит старый разбитый автобус, в прошлом — катафалк. Когда он приезжает, рабочие всей массой ломятся в двери. Толкаются, падают, упавших затаптывают. Все спешат опуститься первой клетью, чтобы занять место в площадке. Лезут, обдирая руки, сбивая каски и теряя спасатели. Кто–нибудь обязательно тащит с собой ведро масла или буровую штангу, обливая и травмируя остальных. На вид автобус небольшой, но при умелом и тесном размещении туда набивается человек 50. Сидений нет — стоим, висим. Держаться не за что, кроме всегда открытых окошечек–амбразур под потолком. С улицы это жутко выглядит — старый грязный автобус едет по городу, а из щелей сверху торчат черные руки. Приезжаем к стволу, вываливаемся. «Этап привезли!» — шутят коллеги.
Наверное, это символично — возить шахтеров, потенциальных смертников, в катафалке.
Перевели меня в другое звено. Становлюсь незаменим — кидают на самые горячие участки (а точнее, затыкают мной дырки в графике). Всю смену рвалась цепь на конвейере. Пультовой со слесарем ее соединяли, я ассистировал — подавал инструменты, держал храп (храповый механизм, что–то типа собачки на спортивном велосипеде). В конце смены сорвало болты и этот храповый механизм грохнулся мне на ноги. А весит он килограммов 20.
Давно хотелось нахамить какому нибудь–начальнику, послать его на ой, назвать пидаром и гондоном. Сегодня довелось это сделать. Не сразу, правда. Долго страдал молча, подбирал обидные слова, бурчал под нос, огрызался в рамках дозволенного и считал себя ничтожеством. Потом вырвалось и понеслось, сразу стало легче. А произошло все из–за моих с горным мастером разногласий по вопросу предотвращения просыпания товара на нижнюю ленту.
Сыпало с начала смены. Я предлагал остановить конвейер и поставить недостающие гирлянды, он утверждал, что надо чистить барабан. — Иди, бля, чисти! — был его единственный аргумент. И я шел, бля, и чистил, пока не выбился из сил. Разругавшись и пославши друг друга на ой, мы занялись тем что: он демонстративно взялся за лопату, я разыскал слесаря. Хорошо, что не пошел на гору, как он предлагал (он предложил уебывать) — после этого мне бы уже не оправдаться.
Вместе со слесарем поставили таки эти гирлянды, сыпать перестало. Я почистил барабан и окрестности, чтобы доказать гаду, что работы не боюсь и считаю недопустимым сдавать смену в таком виде. Заебался за день изрядно.
Горняк обещал настучать начальнику участка. Вот такая производственная проблема.
Против моих ожиданий конфликт разрешился без крови. Горняк все же сообщил начальнику о моем негодяйском поведении, тот пожурил меня, но без энтузиазма. Пришлось мне всю смену быть ударником коммунистического труда, за что и заслужил похвалу товарищей. К сожалению, нужно послать на ой начальство, чтобы обратить их внимание на свою работу. Иначе они просто ничего не заметят.
Горняк всю смену косился при встречах, а под конец задушевно поинтересовался, как у меня дела.
Работа моя проходит под девизом: ни дня без килограмма! Ежедневно выношу и сдаю металл — сейчас это единственный способ свести концы с концами. Вернуться бы в советские времена с их бесхозяйственностью и изобилием! Вот бы потешил свои нечистые руки!
Со своим давешним оппонентом, горным мастером, сталкиваюсь довольно часто. Судьба зажимает нас в один угол автобуса, помещает наши робы на соседние крючки, притискивает друг к другу в клети. Волком он уже не смотрит, сегодня даже разбудил, когда шел на гору. И от картин жестокой мести я начинаю склоняться к мысли, что он нормальный мужик.