Дневник и записки (1854–1886) - страница 24

стр.

Сегодня едем в русский театр, дают в первый раз «Ипохондрикам, Писемского. Полонский читал сегодня «Мцыри». Ни он, ни Бенедиктов, кажется, не представляют себе хорошенько самого Мцыри, этого умирающего и дикого, горячего, необузданного мальчика. Он умирает, насилу может говорить, но не один жар болезни томит его, все желания дикой воли клокочут у него в груди. Желание пожить буйной жизнью, таинственно чудной, какую создало ему его воображение; а недуг томит.


Четверг, 22 сентября.

«Ипохондрик» имел порядочный успех[69]. Автора вызывали несколько раз. Осипов был с нами. Полонский и Данилевский приходили в ложу; Майковы сидели возле нас. Сегодня опять — едем в театр, и те же лица будут с нами. Осипов придет обедать. Что за странность, он не отказывается давать уроки.


Пятница, 23 сентября.

Попишу и потом почитаю «Гамлета». Завтра приедут братья из гимназии; я им почти рада, не то, что прежде, когда они были такие несносные. Милый мальчик Коля; его все хвалят в гимназии, называют: «милый и любезный молодой человек». Алю и Андрюшу так не называют, о них иного мнения, потому что они шалуны. Впрочем, они и учатся плохо. И папа все говорит, что наша домашняя жизнь тому причиной. Осипов обедал вчера. Наконец, он скоро наденет ополченский мундир, и тогда, надеюсь, поверят ему. Мама доехала с дядей к Толстым.


Вечер того же дня.

Осипов уж утвержден поручиком калужского ополчения. Он знал это уже вчера и не сказал; мама узнала от графини. Графиня говорила также, что бранила его за эту секретность, и он будто бы отвечал, что когда будет прощаться, так узнаем. Завтра надо будет сказать Гоху, что в среду даст урок Осипов. Сколько непонятного в людях.


Понедельник, 26 сентября.

Вчера сказала Гоху про уроки в среду, и он рассердился. Я не подумала о заключении, которое он сделает. Он спросил, что я теперь думаю, что он солгал, что ли. Я отвечала, что думаю только, что вышло какое-нибудь недоразумение. Он надулся. Я просила его не сердиться и верить тому, что я говорю. Он как-то грустно посмотрел на меня, сказал, что верит мне, но что я часто бываю под чужим влиянием, а под чьим — не сказал, но я догадалась. Пришел Бенедиктов, зовут меня. Вчера вечером были Ливотовы, Лиза Шульц и дядя; мы сидели внизу, в зале.


Вторник, 27 сентября.

Я думаю, навсегда останутся мне памятными стихи, которые я так часто читаю теперь мама: стихи Полонского, Щербины, неизданные и Лермонтова. Прежде стихи приводили меня в восторженное состояние, теперь наводят страшную тоску; и это впечатление не изгладится. Перечитывая их, я всегда буду вспоминать нынешнее тяжелое время, под влиянием которого все принимает какой-то особенный отпечаток. Сидела одна внизу и читала «Les trois mousquetaires»[70], когда приехал Полонский и за ним дядя. Теперь Полонский ушел в залу играть на фортепиано.

Ужасно, опять потерянное сражение. Разбит один полк, и взяты шесть пушек, благодаря славному генералу, барону Корфу. Нечего сказать, генералы отличаются. Неужели же так-таки и нет ни одного? ни русского, ни немца?


Среда, 28 сентября.

Что бы это значило, Осипов не пришел на урок? Я чего-то боюсь, не знаю чего. Мне бы хотелось знать причину, отчего он не пришел. Сегодня решается судьба молодых художников, потому что в Академии экзамен; папа поехал туда. Не выходят из головы ужасные стихи Шиллера «Resignation»[71].

Не знаю, как попали они в мою голову. Их страшный смысл преследует меня, гонит теплую веру, и холодное сомнение; уже подкрадывается, уже близко, чтобы овладеть слабым рассудком. Мама получила записку от Осипова, он пишет, что болей и постарается быть в пятницу, если не был сегодня Гох, которого он предупредил. Папа видел сегодня в Академии Гоха, но тот ничего не сказал ему.

Горавский выставил три пейзажа и портрет; в прошедшем году он получил большую золотую медаль. Богомолов работает на маленькую золотую. На выставке будет одни пейзаж Калама и три картины Айвазовского. В субботу будет у нас Арбузов, его приведет Панаев, с которым он товарищ по Пажескому корпусу. В субботу же будет и Михаил Илларионович Михайлов; Полонский уже давно хочет познакомить нас с ним. Михайлов один из тех литераторов, которых Константин Николаевич посылает по России.