Дневник из сейфа - страница 9
, нашедшим в себе силы донести на родителей, которые подло усомнились в победе немецкого оружия! Вспомни, Грета, вспомни!
«Нет, нет, нет», — твердила она себе.
— Ну, хватит, — холодно отчеканил Ленц. — Это приказ. Выполняйте.
…Приказ?… Приказ! Разве я не солдат? Разве все мы — не солдаты?…
Грета уже не могла ни сомневаться, ни бороться. В ушах звенели какие-то стандартные фразы о долге, о фюрере. Как завороженная, она поднялась и пошла в кабинет отца.
Разведчик расстегнул ворот: отчаянно сжимало сердце, воздух казался разреженным, как в горах.
Но едва послышались шаги возвращавшейся Греты, он с усилием заставил себя принять небрежно-деловитую позу и застрочил с ленивым видом в блокноте.
— Принесла. — Ее зубы стучали. — Смотреть при мне, вынести не дам.
— Умница, — похвалил Ленц. — Отец не должен ничего знать.
Он взял кожаную тетрадь и с нарочитой медлительностью стал расстегивать металлические застежки на переплете.
Первые страницы были заполнены элегическими воспоминаниями о том, как далекий от политики кабинетный ученый, автор капитального труда «Вырождение человечества» стал сперва теоретиком, а затем и практиком фашизма.
«И тогда я спросил себя, — писал штандартенфюрер, даже в выспренности стиля сохраняя дух своего учителя, великого безумца, Фридриха Ницше, — не потому ли так уродлив и ничтожен человек, что в обществе перестал действовать биологический естественный отбор, столь благодетельный, если верить Дарвину, для эволюции животных?… А если так, довел я свою мысль до логического конца, не единственный ли выход — ввести этот отбор насильственно? Безжалостно уничтожая неполноценных. Не воспитывать человека, а селекционировать!»
— Как домашних кур? — пробормотал Ленц.
«Люди предпочли бы, конечно, иные, более гуманные пути совершенствования. Но довольно либеральной болтовни о правах личности! Пора объединить мир под одной твердой рукой, внедрить новый порядок, законом которого станет высшая, понятная только избранным целесообразность Общество тотальной селекции! Отбор господ, отбор пастухов, отбор стада. У сильных развивать инстинкт власти, у слабых — рефлекс повиновения. Несправедливость? Чепуха! Скот тоже будет доволен своим положением счастье раба — в похвале хозяина».
Ленц пропустил несколько страниц, исписанных неровным, нервным почерком.
«Да, безраздельное господство аристократии, — мечтал штандартенфюрер, — не расовой или финансовой, а духовной элиты, создание божественной касты сверхчеловека, — вот конечная цель, ради которой можно и должно пойти на все, все!»
В середине дневника начали однако проскальзывать нотки разочарования. Кляйвист сетовал на то, что вместо высокоодаренных натур по-прежнему правят денежные тузы и беспринципные приспособленцы. Его возмущало, что нацисты больше кричат об арийских «уберменшах», нежели готовят их появление.
«То-то и оно, — думал Ленц, — не «сильные личности» нужны коричневому рейху, а дисциплинированные автоматы, безвольные и тупые: «Раз-двас, раз-двас, фюрер думает за нас»…
Каждая очередная военная неудача возбуждала в авторе дневника все более острые приступы неудовлетворенности. Кляйвист сокрушался, что «вульгаризаторы губят идею», что «грубые мясники, которым вручили власть потому лишь, что они умеют говорить с толпой на языке ее инстинктов, поверили в свою исключительность и не хотят уступать сцену более умным и дальновидным игрокам».
— Ай-я-яй! — Ленц не без удовольствия прочитал вслух меткие, полные уничтожающего сарказма характеристики Гитлера и его окружения. — Благодарите бога, фрейлейн, если ваш папочка отделается разжалованием.
Он вытащил из полевой сумки цейсовский фотоаппарат и заснял эти страницы, показав их предварительно Грете, дабы она могла удостовериться, что его интересуют лишь записи, «характеризующие политическое лицо партайгеноссе Кляйвиста».
Однако, несмотря на ухудшающееся военное положение, автор дневника не отчаивался.
«Семена дают всходы. И среди иных противников свастики уже зреют ее будущие восприемники… — Кляйвист приводил пространные выдержки из речей политических деятелей разных стран и предсказывал. — Многие из тех, кто рисует сейчас карикатуры на Гитлера, завтра проголосуют за своих фюреров! Проклинают наши концлагеря, но будут бросать свободолюбов в свои тюрьмы!»