Дневник Кокса - страница 5

— Что тут стряслось? — спросил лорд Фитзурс, важно вышагивая к нам.

— Защитите меня от оскорблений этого олуха! — говорит ее светлость. Где Тафтхант? Он обещал, что ни одна душа в этом доме не заговорит со мной.

— Дорогая герцогиня… — очень кротко начал Том Тафтхант.

— Довольно, сэр. Вы же обещали, что со мной тут не будут разговаривать? А этот мерзкий пьянчужка собрался меня обнимать! А его страшилище жена опротивела мне своей навязчивостью! Зовите слуг, Тафтхант. Дети мои, за мной!

— И мою карету!

— И мою!

— И мою! — кричали десятка два голосов.

И все гости кинулись в прихожую, — леди Бланш Блюнос и леди Макс самыми первыми. Остались только фельдмаршал да двое джентльменов, которые так покатывались со смеху, что чуть не лопнули.

— О Сэм! — рыдала моя женушка. — Зачем ты повел меня к ним? Они же меня прогнали. Я только спросила, не сдается ли ей, что фруктовый сок с ромом куда лучше всех этих курасосов да максаринов. И, представь себе, все они как захохочут. А герцогиня сказала, чтобы я убралась подальше и не смела заговаривать, пока не спросят. Эдакая наглость! Да я бы ей глаза выцарапала!

И будьте уверены, моя драгоценная Джемми так бы и сделала!

С балом мы так оскандалились, что моя Джемми, все еще в погоне за знатным обществом, с радостью подхватила предложение капитана Хламсброда поехать в наше поместье Таггериджвиль. Если в городе нам было нелегко найти друзей, то здесь это стало куда как просто. Все графство съезжалось к нам, гости у нас обедали, ужинали, танцевали на балах, да еще и разговаривали с нами. Мы взаправду превратились в важных господ. Я заделался настоящим помещиком, а уж коли так, то Джемми требовала, чтобы я занимался спортом и принимал участие в охоте графства.

— Но, душенька, — говорил я, — я же не умею ездить верхом.

— Чепуха, мистер Коукс, — возражала она. — Вечно вы ставите палки в колеса. Вы уверяли, что не научитесь танцевать кадриль, что не привыкнете обедать в семь часов вечера. Вы уверяли, что не улежите в постели позднее шести часов. Но разве вы всему этому не научились? Вы должны ездить верхом и будете ездить.

А когда моя Джемми говорит: «Должны и будете», — спасения нет. Поэтому я послал пятьдесят гиней в охотничье общество и, как видно из уважения ко мне, на следующей же неделе получил уведомление, что место сбора с гончими  — Скуоштейлская поляна, у самых моих ворот.

Мне было невдомек, что это все означает, и мы с миссис Коукс сошлись на том, что скорее всего в этом месте собак кормят. Но Хламсброд все нам растолковал и великодушно пообещал уступить мне своего коня, писаного красавца. Крайне стесненный в деньгах, он отдавал мне лошадь всего лишь за сто гиней, хотя сам уплатил полторы сотни.

И вот, стало быть, наступил четверг. Свору гончих собрали на Скуоштейлской поляне. Миссис Коукс подъехала в своей четырехместной коляске посмотреть, как мы отправимся в путь. И когда Хламсброд вместе со старшим конюхом взгромоздили меня на моего гнедого Трубача, я тотчас подался за ними.

Хламсброд сел на свою лошадь. Только мы шагом поехали по аллее, как он обратился ко мне:

— Вы же говорили, что ездили на лошади и что однажды отмахали чуть ли не пятьдесят миль?

— Так оно и было, — отвечал я. — В Кембридж ездил, на козлах.

— На козлах! А в седло вы когда-нибудь садились?

— Ни разу. Но это вроде бы не так и трудно.

— Однако ж, — заметил он, — для цирюльника вы смельчак. Мне, по нраву ваша отвага, Коукс.

И мы выехали за ворота.

Что до описания самой охоты, то честно признаюсь — сделать этого не смогу. Хоть и побывал я на охоте, но что оно такое, охота, почему лошади норовят скакать прямо в свору собак и давить их, почему все вопят: «Улюлю! Ату!» — почему собаки бегают тройками да четверками и что-то вынюхивают, а егерь их похваливает: «Молодец, Таулер, молодчина, Бетси»? А мы ему вторим: «Молодчина, Бетси, молодец Таулер»? Потом под улюлюканье с одного края и окрики с другого вдруг из нескольких собачьих пастей вырывается оглушительное: «Гав-ав, ав-ав!» — и парень в бархатной шапочке орет вперемешку с проклятьями, кои не стану здесь повторять: «За мной! В Рингвуд!» А потом кто-то горланит: «Вот она! Вот она!» — и вдруг все скопом, сломя голову, опрометью, во всю прыть, с улюлюканьем, воплями, криками ура, — синие фраки, красные фраки, гнедые лошади, серые лошади, собаки, ослы, мясники, баронеты, мусорщики и всякие сорвиголовы рвутся вперед через поляну за двумя-тремя псами, которые лают оглушительнее остальных. Зачем и почему — ума не приложу, но только именно так оно все и происходило во второй четверг марта прошлого года на моих глазах.