Дневник мертвеца [СИ] - страница 7

стр.

II

Лето я встретил в пригороде, но не там, где прежде была моя дача, а в другом районе, немного западнее и южнее. Я не мог оставаться в месте, где буквально все напоминало о моей потере. Выбор, куда отправиться, был сделан почти случайно. Сгоревшая дача осталась на севере; восток я почему-то никогда не любил; путь назад в город был исключен, при этом уходить от него в соседние области тоже не хотелось ― пугала полная неизвестность относительно того, что там происходит. Оставались западные пригороды. В прежнем мире это направление считалось самым респектабельным, там проживала верхушка общества: миллионеры, представители властной элиты и им подобная публика. Последний раз я бывал в тех местах очень давно, будучи еще ребенком. В стране тогда правили коммунисты; собственно, именно их руководители облюбовали это направление для своих госдач. На одной из них я и проводил лучшие дни своего безмятежного детства. Теперь я подумал, что было бы неплохо увидеть вновь милые моему сердцу места; узнать, во что они превратились сейчас, во времена столь жестоких перемен.

Дорога, которая прежде заняла бы у меня минут сорок езды на машине, потребовала почти полутора месяцев пути. Я шел пешком; все мое имущество было при мне, уложенное в небольшой туристический рюкзак. Это были самые необходимые для выживания вещи: армейский сухой паек, консервы, фляга с водой, сухой спирт, подобранная где-то аптечка автомобилиста, фонарик с ручным приводом, таблетки для обеззараживания воды, спички, карты, оптический прицел, компас и тому подобные, пользующиеся в наше время чрезвычайной популярностью вещи. Из оружия, которым я к тому времени располагал, я взял с собой автомат с пристегивающимся штык-ножом ― весьма удачное решение; пистолет; запас патронов к ним; саперную лопатку, являвшуюся одновременно топором и пилой; и несколько ручных осколочных гранат. К сожалению, пришлось бросить много других полезных вещей: стреляющее дробью штурмовое ружье, нарезной карабин, охотничьи ружья, ручной пулемет, снайперскую винтовку, коллекцию монструозного вида охотничьих ножей и топоров, а также несколько ящиков с гранатами и один с одноразовыми гранатометами. Я собрал эти сокровища за время многочисленных вылазок по окрестностям. Мысль о том, что в моем распоряжении столь серьезный арсенал, согревала меня и придавала подобие чувства уверенности в завтрашнем дне. Как мне ни было жаль, но я, увы, не мог взять все хозяйство с собой. Пришлось искать компромисс и брать в дорогу лишь то, что, вероятно, окажется наиболее полезным и что я буду в состоянии долгое время нести на себе. Остальное я завернул в брезент и закопал в лесу, в одному мне известном месте ― на случай, если по каким-то причинам мне пришлось бы вернуться назад.

Вся моя одежда была на мне, теплые вещи я выбросил. Во-первых, они давно этого заслуживали, ибо превратились в грязные лохмотья; а во-вторых, как я рассуждал ― к грядущей зиме, если мне суждено до нее дожить, я где-нибудь найду себе новые.

Такой подход характерен для переживших катастрофу. Не было возможности что-то создавать, выращивать, чинить, конструировать ― все усилия подчинились бегству от смерти. Все, в чем нуждались выжившие люди, они находили: одежду, еду, бензин, оружие, патроны, лекарства ― вообще все. Для этого совершались вылазки к бывшим магазинам и складам ― теперь они представляли собой мертвые обветшалые здания с выбитыми витринами и характерными признаками запустения. Иногда удавалось найти что-то полезное рядом с трупами погибших или прямо на них. И, наконец, нужную вещь можно было отнять у таких же выживших, если они оказывались слабее; нередко их при этом убивали. Горько признавать, но в наступившей новой эре знаменитый совет Христа: «Живите, аки птицы небесные, что не сеют и не жнут» получил непосредственное воплощение. Кажется, ему еще приписывали слова «завтрашний день сам о себе позаботится». Им не следовали буквально, но в переносном смысле уцелевшие люди жили именно так: горизонт планирования составлял день-два от силы. О том, что будет через неделю, не говоря уже о месяце, никто даже не думал. От этих мыслей становилось страшно, люди гнали их прочь.