Дневник москвича. Том 1. 1917-1920 - страница 37

Был вчера на открытии Второго Всероссийского торгово-промышленного съезда в качестве делегата от о-ва для содействия торговому родству. Конечно, только сидел и слушал. Впрочем, побаивался, как бы нас всех «товарищи» не арестовали и не побили: уж очень речи и настроения были антиреволюционные. Вопияли о погибающей родине, называли Советы «шайкой политических шарлатанов», министров «расточителями, которых надо взять под опеку», и все в этом ключе. Прямо черносотенные разговоры, но, по совести скажу, страшно правильные, ибо с каждым днем становится все яснее и яснее, что у русских, даже у передовых людей, положительно нет, как сказал П. П. Рябушинский, «государственного разума». И молодчина этот Рябушинский: говорит основательно, четко, едко, смело и красиво. Приятно послушать как крупного дельца-практика и опытного оратора. Ловок еще Бубликов (член Гос. Думы). У этого много юмора и парламентского умения захватить внимание слушающих. Много говорил и С. Н. Третьяков, Председатель Моск. биржевого комитета, кандидат в министры торговли и промышленности и приятный молодой человек Прости меня Господи! — но я все-таки подумал, что если бы и он был министром, то тоже бы для России не явился спасителем. Он, собственно, про то только и говорил, что его приглашали в министры. Настоящему же министру торговли Прокоповичу досталось на съезде! Выходит, он совсем не на месте, и министром, да еще таким «специальным» как торговли и промышленности, — по недоразумению. Его телеграмма с фразистыми благопожеланиями закончилась такой нелепицей: «После съезда прошу приехать ко мне для доклада.» Когда это читали, так был и смех и возмущение — социалист, а требует «докладов».

7 августа. Бедняжку Николая Александровича Романова отвезли с семьею в Тобольск. Ведь это настоящая Сибирь: 2.800 верст от Петрограда и 250 верст от ж.-д. сообщения. Каково-то этой изнеженной семье жить зиму в таком жестоком климате, и чем она виновата, что родилась для царствования, а не для ссылки? Сердечно жалко их, как жалел и тех, которых цари и Николай ссылали в тот же Тобольск и дальше.

В Финляндии переживают анархию. Социал-демократы не признают роспуска Сейма, а наше правительство стоит на своем. Творится в Гельсингфорсе что-нибудь похожее на наши июльские дни, и, конечно, там и наши солдаты на стороне сопротивления властям.

Луначарского и Каменева освободили. Пойдут опять споры да драки.

Папа Римский обратился к воюющим державам с уговором помириться, а пред этим число воюющих увеличилось: Китай заявил себя в войне с Германией. Вильгельму хоть бы что — «ведет свою линию неослабно. Подсчитали, что наши воины-дезертиры оставили врагу снова 500.000 десятин с великолепным урожаем.

Вчера случайно видел проехавшего в автомобиле Брусилова. Посмеивается себе, да и как не смеяться, видя на каждом шагу идиотские рожи рев-гусаров-солдат, кичащихся завоеваниями революции в виде презрительного поглядывания даже на него, старого генерала, украшенного тремя Георгиями и исторической славой. Ведь оно, собственно, не смеяться, а плакать нужно, но кто знает, что у него в груди под этими белыми крестами? Я думаю, одна только гнетущая черная печаль.

9 августа. На Румынском фронте последнее время стойко: если то румыны делают врагу основательное сопротивление.

Итальянцы повели наступление в Юлийских Альпах и взяли в плен 7.500 австрийцев, а французы зашевелились под Верденом, продвинулись вперед и полонили свыше 5.000 немцев.

Вот и сама демократия стала бояться того, что сейчас происходит: совещании об обороне страны чуть не большевики высказались, что в такое время спешить с проведением 8-часового рабочего дня не следует. Надо всем работать во все лопатки.

Вчера в Москве открылось «малое совещание общественных деятелей» созванное кадетами, финансистами и опальными генералами для выработки внушительного заявления стране на государственном большом совещании общественных деятелей, имеющем быть на этих днях в Москве, в Большом театре. Участвуют Родзянко, Алексеев, Брусилов, Юденич, Милюков, Маклаков, Рябушинский, Е. Н. Трубецкой, Шингарев, Шульгин, Бубликов, Ледницкий, Грузинов, И. А. Ильин, Каледин и много других популярных общественных деятелей-буржуев. Заседания происходят закрыто, даже от печати запечатаны, но все-таки уже известно, что будет выработана такая резолюция, которая «товарищам», да пожалуй и самому Керенскому, будет не по носу. Определенно уже выяснилось, что присутствие в министерстве Чернова признается всеми для государства зловредным. Особенный успех имели речи Трубецкого и Ильина. Последнему достались необыкновенно бурные аплодисменты.