Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - страница 45

Патронташи, наполненные патронами, и заряженные ружья только увеличивают опасность, которой мы подвергаемся.

Сделав попытку пробиться в ту и другую сторону, мы начинаем падать духом. Вдруг ужасный шум раздается сзади батальона. Это разом рушится со страшным грохотом здание, через которое мы только что пробежали. Несколько гренадер ранено. Задние ряды напирают на центр и кричат, чтобы мы двигались вперед, так как они не в состоянии дышать дольше в этой огненной атмосфере. Нам ежеминутно приходится тушить руками искры и головешки, падающие на нашу, уже почерневшую, одежду. Земля горит, небо в огне, и мы окружены морем пламени.

Наконец голова батальона приходит в движение. С огромным усилием саперы намечают нам проход на маленькую площадь, где, скучившись, мы останавливаемся, чтобы перевести дух и прийти в себя. Но, осмотревшись хорошенько, мы видим, что и маленькая площадь охвачена пожаром. Мы уже не знаем, где мы и с какой стороны дует ветер; дым и огонь застилают небо, и мы теперь уверены, что погибнем. Во всех взорах одна мысль; смелейшие бегут и, не обращая внимания на духоту и огонь, ищут выхода; все бесполезно. В сопровождении нескольких товарищей я проникаю во двор горящего дворца; там стояла прислоненная к противоположной стене здания карета, в которой крепко спал нагруженный добычей и совсем пьяный русский барабанщик. Внезапно проснувшись, в ужасе пьяница хотел бежать. Не умея говорить по-русски, мы жестами объясняем ему, чего мы ищем; придя в себя и видя, что его судьба связана с нашей, он понял нас.

Проходив некоторое время кругом площади, он указал нам кратчайшую и наиболее безопасную дорогу. Под наблюдением полкового адъютанта (самого автора) и в сопровождении саперов он идет впереди батальона. Он направляется к маленькой деревянной избушке и дает нам понять, что через нее можно попасть в безопасное место.

Саперы работают, гренадеры и офицеры помогают им, и через дым и пламя мы достигаем узенького и извилистого переулка, в котором большая часть лачуг уже сгорела. Это странное место является для нас тем не менее единственным выходом из этого вулкана. Мы идем по черепицам и обломкам; земля жжет наши подошвы. Барабанщики бьют одной рукой в барабан, а другой держат друг друга за платье, чтобы не сбиться с пути. Полковник Морони, батальонный командир Бастида, капитан Дальштейн, Росси, Феррати, лейтенанты Гвидотти, Монфрини, Баклье да и все вообще офицеры ободряют солдат во время этого опасного перехода. А мы, все следуя за саперами и нашим проводником, подходим, наконец, к какой-то стене; в несколько минут ее разрушают; и вот мы на большом поле, на берегу Москвы-реки!

Последнее слабое препятствие, я говорю о стене, разрушенное после пятичасовой борьбы с ужасной стихией, — и мы спасены. С какой радостью вздохнули мы полной грудью на свежем и чистом воздухе. Было два часа утра; собирался дождь.

Только что батальон построился на этом лугу, как некоторые закричали, что судьба нам благоприятствует, так как они увидели приближающихся казаков. Побежали в указанном направлении, но полковой адъютант, посланный посмотреть, в чем дело, увидал только толпу несчастных, бродивших без пристанища. Испуганные нашим неожиданным появлением, они кинулись бежать в беспорядке, с криками и плачем.

Мы нагнали некоторых и хотели ободрить их; но они так перепугались, что пришлось оставить их в покое.

Мы направились к нашему кварталу, но его уже не было. В наше отсутствие он целиком сгорел. Зато мы получили приказ отправиться в Петровский дворец, вокруг которого мы под проливным дождем расположились биваком.

Бивак у Петровского дворца, близ Москвы, 20–23 сентября. Самое необычайное зрелище представляет победоносная армия, расположившаяся лагерем вокруг пылающего города и теряющая зараз и плоды своей победы, и средства к восстановлению своих физических сил. И это за 800 миль от Милана и Парижа!

И как требовать от солдата, привыкшего обходиться без всяких удобств и считать победу своим провидением, как требовать от него, чтобы он не проматывал безрассудно добычу, которой у него по горло?