Дневник офицера Великой Армии в 1812 году - страница 48

Спутники его начали подходить тогда с угрожающими жестами. Священнику удалось их успокоить и заставить отойти. Они отошли на небольшое расстояние, желая как будто слушать то, что мы говорим. Поп обернулся ко мне.

«Каким духом варварства, какой бесчеловечной жестокостью, — говорил он, — охвачен дух вашего вождя, если он мог сжечь нашу дорогую столицу!» Тщетно я пытался убедить его, что он глубоко ошибается. Он ограничился в своем ответе словами, что я сам ошибаюсь, что ни для кого нет сомнения в том, что Наполеон, а не другой кто устроил пожар Москвы.

Во время нашей беседы я имел возможность наблюдать эту толпу несчастных, постепенно приближавшихся к нам. Мужественные, энергичные, обросшие бородой лица сохраняли отпечаток глубокого, мрачного и сосредоточенного горя. У женщин в лицах видна была большая покорность судьбе, но и здесь нетрудно было угадать, какие тревоги пришлось им пережить. Поп не видел, что мое внимание часто отвлекалось, он продолжал свои обличения и, затронутый каким-то моим замечанием, дошел до того, что коснулся рукой моей лошади и положил руку на луку седла. Он увидал мое волнение и заговорил с удвоенной энергией; а мне горько было за участь стольких несчастных семейств, женщин, стариков, детей, которые из-за нас очутились в таком грустном положении.

Эта мысль всецело охватила меня и заставила забыть об опасности, которой я так неосторожно себя подвергал. Вдруг один из русских, присутствовавших при этой сцене, подошел к попу, сказал ему что-то на ухо и взглянул на меня с видом бесконечного презрения.

У меня шевельнулось подозрение, я сделал вид, что собираюсь уезжать, но поп удержал меня вопросом, христианин ли я. Эти слова удивили меня только наполовину, так как я уже знал, что нас расписывали в глазах русского народа как банду еретиков. Мой утвердительный ответ сейчас же сделался известным всем, и я заметил, что на меня стали смотреть с большим интересом, и разговоры кругом оживились. Поп взял меня за руку, с чувством пожал ее и сказал: «Уходите, скорее; Иловайский с местными партизанами и совсем свежим кавалерийским отрядом подвигается, чтобы вас атаковать; оставаясь здесь, вы рискуете подвергнуться опасностям. И помешайте, если вы только можете, тем неистовствам, в которых винят вашего вождя и ваших».

Прежде чем уехать, мне хотелось еще раз внушить ему, как ошибочно думают и он, и другие русские; хотелось убедить его, что все они свободно, не подвергаясь никакому риску, могут вернуться в Москву; но он, все время уговаривая меня уезжать, захотел сам проводить меня до опушки леса; и мы расстались только тогда, когда он увидел разыскивавших меня унтер-офицеров. Поп не обманул меня. Несколько велитов, удивленных нашим отсутствием, искали нас и вызывали нас из лесу; а в это время длинная колонна неприятельской кавалерии появилась около Клязьмы; казаки и вооруженные крестьяне приближались по Дмитровской дороге. Часть наших фуражиров, перешедших за линию передовых постов, повернула назад во всю прыть, причем многие из них побросали и свои тележки, и уже нагруженных лошадей. Неприятельские разведчики их преследовали. Драгуны королевской гвардии бросились вперед; мариупольские гусары приготовились их отразить, но, встревоженные артиллерийским огнем, побежали. Казаки, неосторожно выдвинувшиеся, остались, таким образом, без защиты; они приведены были в расстройство и понесли довольно серьезные потери.

Не желая начинать боя, так как было уже 4 часа пополудни, а фуража было запасено достаточно, Морони приказал готовиться в обратный путь. Но так как неприятель шел близко за нами, то полковник счел опасным начинать движение сразу и приказал прежде всего образовать многочисленный конвой. Потом впереди двинуты были телеги и прочий груз, а далее следовали войска, сохраняя полный порядок. Неприятель ободрился; он выпустил своих лучших кавалеристов; они с пронзительными криками понеслись на нас, сделали несколько ружейных выстрелов, но все-таки вплотную подойти не осмеливались.

Но когда наш конвой вступил на пересекающую лес дорогу и стрелки размещены были по его сторонам для защиты на случай атаки, наши колонны внезапно переменили фронт, из оборонительного положения перешли в наступательное и двинулись против неприятеля. Многочисленные группы вооруженных крестьян тотчас же пустились в бегство, бросая наземь свое оружие. Уже спускалась ночь, и два велита в это время присоединились к отряду. Они заблудились в лесу, разыскивая меня, и поп, с которым я вел беседу, спас их от казаков, советуя им укрыться до нашего возвращения. Не следует, конечно, думать, что все наши экспедиции за фуражом протекали в таких же условиях.