Дневник соблазна - страница 8

стр.

– Наверняка ей нравится.

Тот, что с фонарем, вдруг берет меня за голову и силой вставляет свой член мне в рот. Контакт с моей слюной заставляет его сразу же отстраниться. Я теряю сознание.

Не знаю, сколько прошло времени – минуты или часы. Поднимаюсь, все тело болит. Это похоже на сон. Я одна, вся в грязи. Вокруг не осталось никаких следов пребывания мужчин, веревка исчезла. Решаю вернуться домой.


31 марта 1997года


Весь день я размышляла над тем, что вчера произошло, а Мами вязала, изредка поглядывая на меня, заинтригованная серьезным видом, с которым я писала свой дневник. Сижу в маленьком кресле, покрытом пледом, который она положила, чтобы кот Бигуди не испортил обивку. Этому проказнику нравится лежать на кресле и умываться. Бигуди сидит рядом и смотрит на меня, недовольный тем, что я заняла его любимое место. Беру его на руки, целую в голову и глажу, чтобы он напел мою любимую мелодию, исполненную удовольствия. Закрываю дневник, пытаясь поудобней расположиться, но хитрый кот продолжает поглядывать на меня.

– Сегодня опять будет дождь, – говорю я Мами и в то же время наблюдаю, как кот умывается, потирая лапками за ушками.

– Это хорошо для сада, – отвечает она с улыбкой. Мами всегда улыбается. Бабушка милый человек, а рост у нее метр восемьдесят. Во время Второй мировой войны она участвовала в движении Сопротивления: ходила по лесам, чтобы передавать сообщения, которые прятала в детской коляске. За это я восхищаюсь ею.

Внимательно наблюдаю, как она вяжет ряд за рядом. Не могу представить, что Мами когда-то выглядела по-другому. Как будто у меня всю жизнь была амнезия и я ничего не помню.

– У тебя был любовник до того, как ты познакомилась с дедушкой?

Мой вопрос, кажется, не удивил ее. Она спокойно отвечает, не переставая вязать:

– Твой дедушка был единственным мужчиной в моей жизни. Я вышла за него замуж, потому что иначе и быть не могло. Но я научилась любить его. Помнишь, как говорится в одном фильме: у женщины без образования есть два варианта в жизни – либо брак, либо проституция, что в действительности одно и то же, разве нет? Я никогда не спала с другим мужчиной до твоего дедушки, если ты это имеешь в виду.

– Если бы ты могла снова все начать, что бы ты сделала?

– Тогда я переспала бы со всеми мужчинами мира, доченька, – ответила она, улыбаясь.

Теперь я знаю, откуда у меня такая тяга к свободе. Я поднимаюсь и целую бабушку из благодарности за искренность и понимание.

– А ты обязана написать и рассказать мне подробно обо всех своих связях, малышка.

– Я обещаю.


1 апреля 1997 года

Эсперанса, Эсперанса,
только она умеет танцевать ча-ча-ча.
Эсперанса, Эсперанса,
только она умеет танцевать ча-ча-ча.

Радио в такси, которое я поймала в аэропорту Барселоны, было включено на всю громкость. Мне приходилось кричать таксисту много раз, чтобы он понял, куда ехать, но ему и в голову не пришло уменьшить громкость. В машине было много предметов религиозного культа, а на зеркале заднего вида была укреплена фотография какого-то святого. Даже у собачки из семидесятых годов, которая дергала головой на шарнирах, без устали приветствуя машины, ехавшие за нами, висел на шее крестик.

– Вы из Франции? Я сразу понял это, сеньорита. Были там в отпуске?

Бедный мужчина не виноват в том, что у меня нет никакого желания поддерживать разговор, поэтому я только кивнула. Кажется, он не понимает, какое у меня настроение, и продолжает болтать.

– Я говорю по-французски un petit peu.[1] А также speankin inglis.

– Speaking English, – поправляю его.

– Как? Ладно, speankin inglis, – повторяет он гордо. – В молодости я уехал в Англию работать поваром. Знаете, там я немного выучил язык. Прошло много лет, и я уже ничего не помню. Но продолжаю готовить для своей жены. Она не жалуется. Каждое воскресенье я готовлю фидеуа.[2] Между прочим, не так просто приготовить хорошее фидеуа как положено.

После того как он рассказал мне о кулинарных пристрастиях своей жены, о профессиях детей, о том, какие они с женой добрые и как хорошо приняли невесток, я попрощалась с таксистом, оставив ему щедрые чаевые.