Дневник стороннего наблюдателя - страница 56

стр.

И вот сейчас сижу и на кухне в состоянии, близком к паническому. И только и думаю, лишь бы он очнулся.

Позже.

Ну… в общем, я решила, что удачи много не бывает, и снова выпила. Я аппарировала в Хогсмид. Подбежала к первой же двери, со всей дури пнула её и заорала, что если живущему в этом доме дорога хотя бы собственная шкура, не говоря уже о семье и близких, то он должен немедленно вылезти из постели и пойти на битву с Пожирателями Смерти. Я носилась от дома к дому, била в двери, стучала в окна и орала, пока не сорвала голос. Со временем нас таких стало больше. Аппарировал очередной Уизли. Внезапно образовался Слагхорн. Прибывали всё новые волшебники. Жители Хогсмида открывали двери и выходили, готовые к битве. Общей толпой мы пошли на «Хогвартс». В замке к нам присоединились фестралы и кентавры. Пожиратели падали один за другим. Вывалились очень воинственной толпой домовые эльфы. Последней из Пожирателей пала Лестрейндж. Её убила мамаша Уизли. Потом появился Поттер, которого, оказывается, все похоронили. Он внезапно выступил в защиту профессора Снейпа и объявил, что тот всю жизнь любил его (Поттера) мать. Волдеморт не поверил. Я думаю, мало кто поверил. Уж слишком все за последний год невзлюбили Ужас Подземелий. Что касается меня… пусть любит, кого хочет, лишь бы был жив.

Потом выяснилось, что победил на башне Дамблдора, оказывается, Малфой, потом на Пасху Малфоя победил Поттер, и Волдеморт с Бузинной палочкой оказался немножко в пролёте. В общем, он умер.

До вечера помогала мадам Помфри с ранеными. Убит один из близнецов Уизли. Ещё я видела труп профессора Люпина. Многие умерли.

Интересно, что же такого могла сделать я, чего не мог бы никто другой? Не знаю. Получу ли я когда-нибудь ответ на этот вопрос?

Вновь сижу на кухне. Заходила к Ужасу – по-моему, он спал. По крайней мере, если мне не примерещилось, то пульс я нащупала. Слабый, но всё же. Значит, жить будет. Самоубийца хренов. Дурак. Идиот. Имбецил. Придурок. Му<обрыв слова и странный прочерк вниз страницы>

Эпилог

Примечание к части

По просьбам трудящихся. Надеюсь, ничего не испортила

Погожий летний день в Мюнхене подходил к своему логическому завершению. Солнце садилось, заставляя буквально полыхать и без того яркие черепичные крыши центральной части города. Тем не менее по улочкам всё ещё ходило изрядное количество туристов, с восхищением глазея по сторонам, в то время как почтенные баварцы лениво любовались на этих чудаков с фотоаппаратами, сидя в своих любимых заведениях и потягивая своё любимое пиво из именных кружек. Была, впрочем, одна пара, на которую если и смотрели, то с подозрением, да и состояла она, грубо говоря, из полутора человек. Угрюмого вида мужчину, одетого во всё чёрное, чья голова явно нуждалась в срочной помывке, видели все, но вид его был столь зловещ, что его предпочитали не видеть. Семенившую на полшага позади мужчины девушку, мелкую, щуплую и тоже не слишком опрятную, не замечал практически никто. Даже туристы, случайно на неё налетавшие, в большинстве своём только изумлённо моргали и, опасливо косясь на мужчину, спешили прочь. Дойдя до маленького сквера перед входом во Фрауэнкирхе, или же Собор Пресвятой Девы Марии, чьи циклопические башни возвышаются над всей центральной частью Мюнхена, мужчина остановился и повернулся к девушке, да так резко, что та чуть на него не налетела. Испуганно пискнув, девушка резко отскочила назад на два шага и уставилась на плиты мостовой под ногами.

— Всё это, конечно, очень мило, но я всё равно совершенно не понимаю, почему нужно было проходить через всю эту клоунаду с самолётом, — заговорил мужчина. Голос у него был низкий и хриплый, словно он в своё время получил какую-то неприятную травму горла.

Девушка покосилась из-под закрывавшей ей лицо чёлки в сторону фонтана, состоявшего из чаши, обрамлённой гранитными блоками, через специальные каналы между которыми и стекала вода, и что-то пробормотала себе под нос. Мужчина вздохнул:

— Дженкин, мы с вами уже это обсуждали. То есть я вам это уже говорил. Говорите громче! Говорите, во имя Мерлина, иначе вас никто никогда не услышит!