Дневник «Великого перелома» (март 1928 – август 1931) - страница 12
Приезжий, говорят, ехал в закрытом автомобиле. У «Моссовета», публика, в небольшом количестве, пробовала кричать «ура» — и робко умолкала. Боятся что ли? И какое получится впечатление у короля? Наши были одеты прилично. На парадный обед запрещено являться в блузах и толстовках.
Будут ли депутации от рабочих?
4 мая. Его величество, падишах афганский, прибыл вчера и торжественно встречен. Газеты сообщают, что он возлагал вчера венок на мощи Ленина (вот так фунт! Ленин — и монархи), зато ни одной речи, к нему обращенной, не приводится целиком, in extenso, с явным намерением скрыть от «рабочих и крестьян», что называли гостя «Вашим величеством».
Очевидцы говорят, что небольшая толпа у Моссовета изредка робко выкрикивала «ура», не зная, можно это делать или нет. Бабы по обыкновению злоязычили: «свово убили, а теперь вон чужого привезли, кланяются».
8 мая. Курьезы на почве встречи падишаха все множатся. Был он в Университете, где от студентов потребовали обязательного костюма: «пиджак», толстовки и кожаные куртки позорно изгонялись. Получилось ли впечатление «интеллигентности» в глазах падишаха, вероятно видевшего англ. и франц. студентов, — трудно сказать.
Спектакль в Больш. Театре — обязательный вечерний туалет для приглашенных. На скачках, где, кстати сказать, выиграла лошадь «Бонапарт», народищу была уйма, пуще, чем на «Дерби». В Третьяковке шах выразил свое удовольствие по поводу кустодиевской «Купчихи» — говорят, картину немедленно поднесли его высочеству.
Дело с Бела Кун не улаживается. Положение трудное: признать его советским гражданином, чтобы настаивать на его высылке сюда и этим спасти его — невыгодно, ибо тогда, конечно, сразу объявят его орудием сов. правительства, посланным на запад с революционными заданиями; отгородиться от него и заявить, что если он посланник Коминтерна, то правительство тут ни при чем, — опасно, ибо тогда его, раба Божья, пожалуй выдадут венграм, которые, — оставляя в стороне его политич. зверства, — имеют против него обвинения уголовного характера (убийство из личных побуждений).
Как всегда, на выручку нам пришло нелепое покушение на торгпреда в Польше, истолковываемое у нас как неудавшееся покушение на самого полпреда. Полякам приходится отбояриваться за подвиги российской эмиграции, наиболее авантюрные элементы которой, по-видимому, распоясываются именно в Польше. Во всяком случае, это покушение опять дает повод говорить о походе на СССР всего буржуазного мира и т. д. и т. д.
Вокруг выборов в Академию Наук разыгрывается вакханалия требований «нашей общественности», которая силится втиснуть в Академию своих, сменив прежнее кумовство кумовством по принципу «единственного научного миросозерцания» нашего времени.
11 мая. А приезд Амануллы-хана как-то проходил без подъема. Визиты и встречи носили официальный характер, прохладный. За недостатком «дам» выписали Коллонтай, которая признана была «hoffähig» и сопровождает всюду падишахшу. Злые языки прибавляют, что из багажа высокого гостя свистнули сколько-то мест, а досужие политики уверяют, что «для скрытности» падишах вез важнейшие «секретные» документы в простом бауле, а документы-то и стащили, подменив их газетной бумагой.
«Народ» заметно не реагировал на приезд. Но показательно, что из двух витрин «Правды» на Тверской — с выставкой 1-го мая и выставкой приезда падишаха — первая не привлекает никого, а у второй всегда стоят толпы рабочих, праздно разглядывающих немудреные снимки.
Сегодня на бирже безработных был скандал, потребовавший вызова конной милиции. Безработные кричали: «бей жидов» (по общему впечатлению, безработных евреев не бывает у нас). Рассказчик еле убежал, боясь попасть в переделку.
Около Бела Кун не так уж много толков. Пока мы отмалчиваемся официально. А на каких-то заводах уже постановляют резолюции о «немедленном освобождении Б. Кун из-под стражи» (sic!).
Т. наз. «Шахтинское дело» будет скоро слушаться в Москве. Пока печатаются заключения предварительного следствия. Впечатление странное: обвиняемые по программе рассказывают о том, что они