Дневники Матушки Гусыни - страница 4

Увы, оказалось, что богатство мне не светит. Из яйца вылупился гусь! Да, именно, – бесполезнейший самец-гусак! С мечтами о роскоши пришлось проститься.

Я полагала, что это я не обрадовалась его появлению, но видели бы вы, как он посмотрел на меня! Оглядел с макушки до пят и осуждающе покачал головой. А потом загоготал на меня, и хотя гусиный язык я знаю похуже, чем другие звериные диалекты, но готова поклясться, что сказал он следующее: «Нет, здесь что-то не так. Ты просто не можешь быть моей матерью!»

– Думаешь, ты тут больше всех недоволен? Ты должен был стать моим пенсионным фондом! И что мне теперь с тобой делать? – возмутилась я.

Гусь посмотрел на мой живот и снова загоготал, будто говоря: «Судя по твоей фигуре, я даже представить боюсь».

– Да не стану я тебя есть, умник, – фыркнула я. – Видок у тебя что-то несвежий, от одного взгляда несварение начинается.

Он так разинул клюв, будто ничего оскорбительнее в жизни своей не слышал – и, справедливости ради, скорее всего, и впрямь не слышал, он ведь тогда всего минуту как родился.

Он снова загоготал и направился к двери, словно заявляя: «Я только что вылупился из золотого яйца и подобное хамство терпеть не намерен!»

– Смотри хвост дверью не прищеми! – крикнула ему вслед я. – Удачной прогулки, надеюсь, тебя сожрут не сразу! Там полно голодных зверей, которые только порадуются закуске с душком!

Дверь хлопнула, гусь ушёл. Для новорождённого он оказался на удивление сильным. Расстраиваться, впрочем, я не стала. Чтобы вывести меня из себя, одной птичьей истерики маловато.

Я налила себе бокал шипучки и устроилась в своём любимом кресле-качалке. Мне очень хотелось мирно провести вечер в гордом одиночестве, но я никак не могла выкинуть из головы гусёнка.

Что я натворила? Он ещё даже часа не прожил, а я отпустила его одного, совсем беззащитного, в лес. Нельзя было и дальше сидеть сложа руки – нужно было его найти! Я очень надеялась, что ещё не слишком поздно.

Я схватила фонарь и побежала в лес. К счастью, накануне выпал снег, и я сумела разглядеть крошечные следы гусёнка, ведущие в лес. Я нашла его на поляне в самой чаще. К счастью, он оказался жив… но не один!

Огромный волк со спутанной чёрной шерстью и красными глазами ходил вокруг гусака кругами. Бедный птенец дрожал от страха и прикрывал клюв крылом – судя по всему, у волка сильно воняло из пасти.

– Бедненький ты, несчастненький птенчик, – сказал волк. – Совсем один в лесу, рядом ни батюшки-гуся, ни матушки-гусыни, некому его защитить. Знаешь, что бывает с маленькими гусятками, если они забредают в лес одни?

Волк ухмыльнулся, обнажив острые зубы. Гусёнок крякнул, будто говоря: «Я всерьёз жалею, что спросил у вас дорогу».

– Эй, а ну отойди от него! – рявкнула я.

– А ты ещё кто? – спросил волк.

– Можешь считать меня матушкой-гусыней! – заявила я. – И мне совсем не нравится, что ты обижаешь моего малыша.

– Твоего «малыша»? – расхохотался волк, ничуть меня не испугавшись. – Глупая старуха! Ступай лучше свяжи что-нибудь, пока не стала десертом.

«Свяжи что-нибудь»? «Старуха»? Судя по всему, кое-кому жить надоело.

– Прости, щеночек, вязанием я не занимаюсь, – сказала я и закатала рукав, чтобы показать ему своё предплечье. – Шрам видишь? Я его получила, когда боролась с драконом раза в три тебя больше – причём просто забавы ради! Так что, если не хочешь остаться без зубов, отчего твоя уродливая физиономия краше явно не станет, очень советую пойти найти себе на ужин вкусный фруктовый салатик, а моего гуся оставить в покое!

Волк зарычал на меня и убежал в лес. Гусь с облегчением вздохнул, в его взгляде читалась благодарность. Он вразвалку подошёл ко мне и крякнул, будто говоря: «Матушка Гусыня, значит?»

К материнству я склонности никогда не питала, но идея мне понравилась. Я решила, что если уж усыновлять кого-нибудь, то как раз когда мне ещё только слегка за двести и я в расцвете сил. Да и у гусака особого выбора не было.

– Очень может быть, что лучше меня матери ты здесь не найдёшь. Вряд ли кто-нибудь другой станет долго тебя терпеть, да ещё и заботиться.

Он развёл крыльями. Даже сам гусь не мог отрицать, что он та ещё заноза.