«Дней минувших анекдоты...» - страница 9
Евгений Андреевич Беренс стал 1-м советским начальником Морского Генерального штаба, а с апреля 1919 года — Командующим морскими силами Республики. Разработал план Ледового похода Балтийского флота и обосновал доклад Советскому правительству о необходимости затопления кораблей Черноморского флота в Новороссийске в 1918 году. В 1920–1924 годах состоял для особо важных поручений при Революционном Верховном Совете республики, а в 1924–1925 годах — военно-морской атташе СССР в Англии и Франции. В качестве военно-морского эксперта участвовал в работе советской делегации на Генуэзской конференции в 1922 году, Лозанской и Рижской мирных конференциях, а также в 4 сессии подготовительной комиссии по разоружению в Женеве в 1927 году».
Остается добавить, что мой двоюродный брат Евгений Беренс успел своевременно умереть. Умри мои остальные двоюродные братья одновременно с ним, не пришлось бы им испытать ужаса, выпавшего на их долю.
Младший брат Евгения Беренса Михаил отличился в русско-японскую войну, проявил геройство при обороне Порт-Артура. В начале Первой мировой войны его назначили командующим эсминца «Новик», который в ночь на 15 августа принял в Рижском заливе неравный бой с двумя немецкими кораблями. Германские миноносцы отступили.
Но Михаил не принял пролетарской революции. Продолжу цитату из статьи Мозгового: «И если Евгений Андреевич все свои знания и энергию отдал борьбе за победу нового строя, то на долю врангелевского адмирала Михаила Беренса выпала трагическая честь быть последним командующим отряда кораблей Черноморского флота, ушедшего в тунисский порт Бизерту» (фото 22,23).
Продолжение этой истории мне довелось прочесть в газете «Русская жизнь» от 27 марта 1993 г. Статья была написана в 1930 г. в Париже Евгением Тарусским. Не желая быть соучастником принудительной выдачи казаков советским карательным органам, которую провели англичане, Евгений Тарусский покончил жизнь самоубийством. Статья Тарусского называется «Последний корабль».
«Октябрь 20-го года был очень суровым на юге России. Замерз Сиваш, замерз залив под Геническом. Белый снежный саван сравнял землю и воды. В те дни во льдах залива были оставлены две канонерские лодки Азовской флотилии: „Грозный“ (брейт-вымпел начальника дивизиона) и „Урал“.
30 октября „Грозный“ вел успешный бой правым бортом (левая носовая 100-миллиметровая пушка у него была повреждена), а „Урал“ бил по Арбатской стрелке, препятствуя движению большевиков.
Бой этот был прерван неожиданно полученной радиограммой:
— Немедленно судам идти в Керчь, переброска войск.
На другой день, едва корабли успели отшвартоваться в гавани Керченского порта, как начальник отряда контр-адмирал М. А. Беренс созвал совещание флагманов и капитанов.
— Господа, — сказал адмирал, — перед нами не эвакуация, а эмиграция. Севастополь и Ялту завтра, а может быть, и сегодня сдадут. Остаются Феодосия и Керчь. Мне предложено принять и посадить на суда отступающую с боем армию генерала Абрамова. Людей, подлежащих посадке, больше, чем имеется в моем распоряжении плавучих средств. Я сделал усиленный расчет. План разработан. Уверен, что все же возьму всех. Кто из командиров ручается за верность и стойкость своей команды?
И совершилось то, что казалось невозможным. Азовский отряд судов Черного моря принял и погрузил этих лишних 3000 бойцов. Иначе не мыслили ни адмирал Беренс, ни генерал Абрамов, ни создатель азовского отряда и первый его начальник, молодой и энергичный адмирал Машуков.
Как раз вовремя, к моменту, когда кубанские всадники на рысях вошли в город — адмирал Машуков на вооруженном ледоколе „Гайдамак“ привел из Константинополя два больших пустых транспорта…
Погрузка кубанцев окончена…»
В нашей семье бытовал рассказ о том, что когда Франция признала Советский Союз, Евгений поехал в Бизерту принимать возвращенный Советскому Союзу флот, Михаил не пожелал встретиться с родным братом.
Однако, весьма возможно, что встреча братьев все-таки состоялась — об этом пишет Владимир Щедрин, тоже проследивший судьбу двух адмиралов — Евгения и Михаила и Беренсов.