Дни боевые - страница 50
От станции Крестцы до Парфино, на протяжении шестидесяти — семидесяти километров, стояли сотни застрявших в топкой грязи машин.
Спешно строилась деревянная колейная дорога, но эта трудоемкая работа требовала длительного времени. На станции снабжения скопилось множество грузов, которые невозможно было доставить в части. Дивизии перешли на голодный паек.
С каждым днем паек красноармейцев и командиров сокращался. Люди слабели. Отпуск фуража конскому поголовью прекратился вовсе. Начался падеж скота.
Огонь на фронте еле-еле поддерживался, боеприпасы не пополнялись. Суточная норма расхода боеприпасов составляла пять патронов на активную винтовку, пятьдесят — на пулемет, а на весь дивизионный артполк только тридцать снарядов.
У противника дела обстояли, видимо, не лучше. Вначале гитлеровцы проявляли некоторую активность, а потом тоже стали экономить и чаще отмалчивались.
Со старорусского аэродрома непрерывным потоком вдоль «рамушевского коридора» потянулись транспортные «Ю-52» для снабжения демянской группировки. Тяжело груженные, шли они в тумане низко над лесом, не выпуская из виду единственный, хорошо заметный ориентир — шоссейную дорогу. Иногда, потеряв ориентировку, самолеты отклонялись от трассы и появлялись между Борисовом и Ловатью, прямо над нашим расположением. Начиналась азартная охота. По воздушному противнику стреляли все, у кого имелись боеприпасы. Было сбито несколько самолетов.
Охота за самолетами, хотя и оживляла положение на фронте, но не могла заслонить того, что тревожило всех, — прорыва в снабжении. Люди получали в день по два-три сухаря. Да и сухари подходили к концу.
В этот наиболее тяжелый период генерал Морозов вызвал меня на провод.
— Как дела с продовольствием? — спросил он. — Тянете еще?
— Плоховато! — чистосердечно признался я. — Плоховато и с продовольствием и с боеприпасами.
— Помогу вам авиацией, — пообещал командарм. — К ночи подготовьте площадку для приема грузов, обозначьте кострами. Прилетят «У-2». Грузы строго учитывайте и делите на три части: одну — себе, две остальные — соседям, Батицкому и Шатилову.
Мне показалось немного странным, что я должен получать и распределять грузы на половину армии. «Ну да ладно, — подумал я, — были бы продукты, а распределить их легче всего».
— Когда ожидать самолеты?
— Ориентировочно к 23.00. Установите на площадке дежурство да проверьте лично сами! — приказал генерал.
Площадку я выбрал на поляне, примыкающей к западному берегу Ловати, в километре от своего КП, и поручил саперам подготовить ее. Ночью к указанному времени я пришел туда в сопровождении адъютанта.
По краям площадки едва заметно попыхивают три костра. Команда по приему грузов уже на месте.
— Слышите, товарищ полковник? Тарахтит. Подходит как будто, — говорит Пестрецов.
Из-за леса появляется самолет и на бреющем полете с шумом проносится над нашими головами.
«Принимай!» — слышится с высоты веселый голос, и что-то темное летит оттуда прямо на нас.
В эту ночь авиация доставила нам сухари, консервы, овес. Однако, несмотря на то что продукты сбрасывались с небольшой высоты, они портились: сухари в мешках крошились, консервные банки в ящиках мялись и частично приходили в полную негодность, а овес, разрывая мешки, рассыпался по всей площадке. От дальнейшей доставки овса пришлось отказаться.
В следующую ночь нам сбрасывали на парашютах боеприпасы, а затем еще несколько ночей подряд — продовольствие и боеприпасы.
Хотя грузов мы приняли немного, но они все-таки очень помогли нам.
Плохо было с фуражировкой. В течение трех недель нам совсем не доставляли фуража. Чтобы сохранить поголовье, ездовые и повозочные сдирали с оставшихся крыш полусгнившую солому, собирали хвою, варили все это в своих котелках и подкармливали лошадей.
Тяжелую весну пережили мы на Ловати!
Только с середины мая, когда окончательно установилась погода, потеплело, стало подсыхать и начал пробиваться подножный корм, положение стало налаживаться.
К концу мая в строй вступила армейская колейная дорога, связавшая войска со станцией снабжения, и с тех пор фронтовая жизнь потекла своим обычным порядком.