Дни боевые - страница 54

стр.

Она прошла мимо, поприветствовав меня и командира полка.

— Кто это? — спросил я у Черепанова.

— А вы разве не узнали? Это же наша Катя.

— Какая Катя?

— Светлова.

«Почему она так изменилась?» — подумал я.

— Чудесный человек, жалко с ней расставаться, — продолжал Черепанов.

— Почему расставаться?

— А вы разве не заметили? Она готовится стать матерью. Понемножку собираем ее в отпуск.

— А кто же отец?

— Не знаем. Пытались говорить с ней, но она или вежливо отмалчивается, или грубит, дескать, не ваше дело.

— А что слышно о Чуприне?

— Ничего. Нам он не пишет.

— А Кате?

— Пишет ли Кате? — переспросил Черепанов. — Откровенно говоря, не знаю.

Меня обеспокоила судьба Кати. Я понимал ее одиночество и замкнутость после неприятностей, пережитых зимой. Хотелось как-то облегчить ее горе. Решил поговорить с ней.

Она пришла в блиндаж командира полка, где я ожидал ее. В ответ на мое приглашение робко села за столик.

— Как живете, Катя? Как здоровье? — спросил я.

— Спасибо, товарищ полковник. Живу хорошо. А здоровье, как видите, тоже ничего.

Я ждал. что Катя скажет еще что-нибудь, но она молчала, только как-то натянуто улыбнулась.

— Вы ведь до этого работали в медсанроте. Почему же ушли оттуда? Вам там не нравилось? — спросил я, стараясь вызвать ее на задушевный разговор.

— Как вам сказать? Мне везде одинаково. 

— Отчего же такое безразличие, Катя? Раньше вы рассуждали по-другому.

— Не знаю, товарищ полковник. Что было, то прошло.

Разговор явно не клеился. Было ясно, что Катя не желает делиться своими мыслями ни с кем, в том числе и со мной. Очевидно, надо было начинать разговор как-то по-другому.

— 3наете, Катя, я попросил вас к себе не просто поболтать, а ради серьезного дела...

Она быстро подняла голову, взглянула на меня и снова потупилась. А я продолжал, как бы не замечая ее смущения.

— Мы скоро расстанемся, и хотелось бы, чтобы у вас остались хорошие воспоминания о нашей дивизии. Мы тоже будем помнить о вас как о прекрасном боевом товарище, много раз рисковавшем своей жизнью ради спасения других. Мы ценим вас, Катя, и от всей души нам хочется помочь вам не только здесь, но и там, на новом месте. Куда вы думаете поехать? Если домой, то кто у вас дома? Каково ваше материальное положение?

Катя опять посмотрела на меня. В глазах у нее стояли слезы.

— Спасибо, товарищ полковник, за внимание.—  с трудом выдохнула она. — Поехать собираюсь к себе в Свердловскую область, там у меня мама и сестренка. Проживем как-нибудь. У меня на книжке есть немного денег.

— А будет ли помогать отец ребенка? Переведет ли он вам аттестат?

— Пока не знаю.

— Если не переведет, то на кого воздействовать нам? Тут многие гадают, кто отец ребенка.

— Отец — Чуприн, — твердо сказала Катя, — и я счастлива, что у меня будет от него ребенок.

Катя подняла голову и, взглянув на меня, улыбнулась нежной материнской улыбкой.

— А где сейчас Чуприн? — спросил я,

Катя рассказала мне, что Чуприн продолжает воевать в дивизии Штыкова. Он часто писал ей. Был ранен, лежал в госпитале и снова возвратился в строй. Ему присвоили звание майора, он назначен заместителем командира полка. Чуприн много раз собирался хлопотать  о ее переводе, но не было подходящего предлога. А когда она сообщила о своей беременности, очень образовался, предлагал и деньги, и аттестат, а главное, считал, что теперь есть уважительная причина для совместной службы.

— Мы окончательно так и не договорились, — сказала Катя, — а на днях я получила письмо от начальника штаба. Он пишет, что Чуприн опять ранен. — Очень волнуюсь я за него...

Я обещал Кате помочь наладить связь с Чуприным. Расстались мы с ней, как старые хорошие знакомые.

Встретиться с Катей мне уж больше не пришлось. Она уехала к себе в Свердловскую область. Раз или два мне передавали потом в полку приветы, которые посылала она в своих письмах. Чуприна я тоже надолго потерял из виду.

* * *

День за днем пробежало лето. Наступил сентябрь. Погода установилась сухая, ясная. Особенно хороша была вторая половина месяца с теплыми, залитыми солнцем, чудесными днями.

Шуршали под ногами подернутые позолотой первые упавшие листья.