Дни боевые - страница 59
Он показал мне по карте три направления для возможных контратак дивизии и предложил ознакомиться с ними.
— Не ожидается ли чего-нибудь нового в ближайшие дни? — спросил я.
— Да нет, как будто бы все спокойно, — ответил генерал и добавил: — Сами лично займитесь рекогносцировкой.
После встречи с Морозовым я пошел представиться члену Военного совета генералу Панкову.
Так, догадываясь только чутьем, что скоро должны начаться серьезные дела, мы готовились к наступлению.
Началось оно для дивизии совершенно неожиданно.
Шел второй день моей рекогносцировки. Верхом вдвоем со своим адъютантом ездил я по заснeженному полю, глубоким оврагам и мелким перелескам.
Рекогносцировалось центральное направление в полосе дивизии полковника Белобородова.
К трем часам дня, закончив свою работу и сильно промерзнув, я заехал к нему в штаб познакомиться и обогреться. После взаимных представлений и расспросов Белобородов пригласил меня пообедать.
Не успели мы с ним усесться за стол, как раздался телефонный звонок. Это по армейской сети разыскивал меня Арефьев.
— Товарищ полковник! Прошу вас срочно приехать в штаб.— сказал он.
— Что-нибудь произошло?
— Да, и очень серьезное.
— Тогда лечу галопом. Через тридцать — сорок минут буду у себя, — ответил я.
Когда я приехал, в блиндаже у начальника штаба собрались уже все командиры полков и начальники отделов. Командиры полков, так же как и я, только что прискакали на галопе. От их лошадей, стоявших в овраге, шел пар.
— Что произошло? — спросил я у Арефьева.
— Час назад здесь был начальник штаба армии и передал приказ о наступлении.
— Когда наступаем?
— Завтра, тридцатого ноября, в девять утра.
— Где исходное положение, какова задача? — засыпал я его вопросами.
Арефьев начал подробно докладывать. «Итак, исходное положение на опушке леса, между Стрелицы и Сорокинo, — думал я, следя за карандашом Арефьева, которым он водил по карте. — Наступать на юго-запад. Задача: прорвать оборону и выйти на берег реки Пола на участке Росино, Малое Стёпановo. Это значит: надо силой взломать северную стенку «рамушeвского коридора». А кто ее обороняет? Кто сидит за этой стеной? Ничего нам неизвестно».
— А письменный приказ оставлен? — спросил я у Арефьева.
— Нет. Последует дополнительно.
Начинаю мысленно рассчитывать: «Сейчас четыре часа дня. Темнеет. Наступление — в девять утра. На подготовку нам остается всего семнадцать часов, да и то темного времени. Никто из нас, ни я, ни командиры полков, на этом направлении никогда не были и с условиями не знакомы. Времени совсем мало. До исходного положения ближайшему Новгородскому полку надо пройти пятнадцать километров. Это займет не менее четырех часов ночного марша. Полк должен следовать через Кузьминское, Лялино, не доходя до Горбов, повернуть вправо и пробиваться через заболоченный лес к отметке 59,5. По лесу и болоту придется идти четыре километра, дорог там по карте не видно. А что если болото не замерзло и его придется гатить, как в прошлую зиму? А разве легко через неизведанный заболоченный лес прокладывать ночью колонный путь? Не застрянет ли полк в этих дебрях?»
— Кроме нас, наступает еще кто-либо? — спрашиваю начальника штаба.
— Справа как будто латыши, а слева — не знаю. Наштарм пролетел, словно метеор, я и оглянуться не успел, а его уже и след простыл. Получим письменный приказ, в нем, очевидно, все будет сказано.
Напряженно вслушиваются в мой разговор с начальником штаба командиры полков и потихоньку переговариваются.
— Одним словом — «с ходу», — иронически замечает кто-то из штабных командиров.
— Говорят, в этой армии стиль такой, — подхватывает Заикин.
Я в душе соглашаюсь с ними. В самом деле, почему нам сообщают задачу перед самым ее выполнением, вопреки уставным требованиям, и реальность ее решения сразу же ставится под угрозу?
Почему здесь всегда такая спешка? Почему нет ее у других, скажем, у Берзарина?
Но перед боем я не имею права вызвать и тени сомнения у своих подчиненных. Строго прикрикиваю на командиров полков:
— Довольно шушукаться! Распоряжения старшего начальника не обсуждать, а выполнять!