Дни боевые - страница 62

Был чудесный солнечный день. Ослепительно, до рези в глазах, искрился снег. Кое-где на белом фоне чернели аккуратные тумбы, напоминавшие усеченные пирамиды, высотой в человеческий рост. Тумбы были выложены из дерна, толщина каждой из них достигала полутора метров. Рядом с тумбой находился окоп.

— Это артиллерийский наблюдательный пункт. — догадался Носков. — Смотрите! Если я наблюдаю из окопа, то ничего дальше двухсот — трехсот метров перед собой не вижу. А если выхожу из окопа, становлюсь за эту тумбу и начинаю наблюдать стоя, то вижу гораздо дальше. Тумба должна предохранять от осколков и пуль. Сочетание тумбы с окопом — вот вам и полный артиллерийский наблюдательный пункт.

По числу тумб мы определили, что захваченный нами узел сопротивления поддерживался огнем восьми вражеских артбатарей.

Для общей ориентировки нам пришлось сменить несколько немецких артиллерийских НП, но все они не удовлетворяли нас. С них еще кое-как просматривалась местность в нашу сторону и совершенно не просматривалась  в сторону противника. Видны были только гребни складок и совершенно скрывались обратные скаты, лощины и овраги.

— Чертова местность, никак к ней не приспособишься! — ворчал Носков.

— Пора бы уж и привыкнуть, — сказал я.

— Где ж тут привыкнуть! — Воюем то в лесу, то в болоте, то вот на таких буграх с кустарником. Хоть бы один бой провести в приличных условиях! Мы же — артиллеристы, у нас и правило такое: «Не вижу, не стреляю». А тут стреляй, как хочешь, без наблюдения. А толку-то что от такой стрельбы?

Мы попытались пробраться поближе к переднему краю, но на гребешке с тремя отдельными сосенками нас заметили и обстреляли из пулемета. Идти дальше было нельзя.

Справа от нас располагалось Росино — сильно укрепленный гитлеровцами опорный пункт. Просматривалась только его южная окраина. Видны были три дома. расположенные на значительном удалении друг от друга, и еще одна небольшая деревянная постройка — амбар или баня. Впереди нас, на юго-западе, должны были находиться разделенные глубоким оврагом Малое Стёпаново и Большое Стёпаново. Мы считали, что Малое Стёпаново занято нами, а Большое Стёпаново — противником.

Но где же эти пункты? Как я ни всматривался в бинокль, обнаружить их не удалось.

Попробовал ориентироваться с помощью карты. Судя по карте, мы находились в полутора километрах от Малое Стёпаново и, значит, его можно было увидеть и невооруженным глазом.

— Товарищ Носков! Вы не нашли Малое Стёпаново? — спросил я у начарта.

— Ищу, товарищ полковник. Построек не видно. Не могла же провалиться сквозь землю целая деревня?

— Вот я и спрашиваю об этом. Видимо, Малое Стёпаново стерто с лица земли. И в то же время мы донесли, что заняли его. Об этом упомянул и политотдел армии в своей листовке. Так чем же мы овладели, если Малого Стёпанова не существует?

— Да-а, — с расстановкой произнес Носков. — Надо вызвать сюда Черепанова. 

Послали за командиром полка адъютанта, а сами остались продолжать ориентирование.

Подъехал Черепанов. Своим докладом он усилил мои сомнения. Передний край полка проходил за оврагом. Никаких населенных пунктов там нет. справа от оврага река Пола, слева — кустарник. В отрогах оврага есть постройки: жилые землянки, гаражи, конюшни. Когда эти постройки были захвачены, их в темноте и в снегопад сочли за Малое Стёпаново. Так донесли командиру полка комбаты, так и он, Черепанов, донес в штаб дивизии.

— Но где же настоящее Малое Стёпаново? Покажите его!— допрашивал я командира полка.

— Честное слово, и сам не знаю, где оно. На местности нет ни Малого Степёнова, ни Большого Стёпанова. Мы занимаем вот тот бугор, — показал Черепанов рукой. — Может быть, как раз на этом бугре и стояло Малое Стёпаново. Очень трудно ориентироваться. На том бугре противник днем даже ползать не даст, голову нельзя поднять. Пищу подвозим по оврагу и то только ночью.

— Но почему же вы донесли, что овладели Малым Стёпановом, когда его на местности совсем нет?

— Товарищ полковник, я донес то, что мне доложили. Проверить в темноте я не мог.

— А почему же вы не проверили после?

— Простите! Каждый день проверяю, все время сомневаюсь, но до сих пор как-то не решился доложить. Думал, переживал, совестно было сознаться в ошибке.