Дни минувшие - страница 47

Другой пожар, случившийся на промыслах Биби-Эйбата, был настолько сильным, что его отблески виднелись за 90 километров, в селении Мараза. Рассказывают, что некий мастер по имени Шабан за большие деньги взялся потушить пожар. Он закупил огромное количество железных цепей и принялся на фургонах возить их с подручными на промысел. Не одна тонна цепей была спущена в горевшую скважину, вытесняя воздух. Пожар постепенно ослаб и стал затухать…

Нефтеочистительные и нефтеперерабатывающие, сернокислотные, медеплавильные, чугунолитейные заводы (всего более ста) находились в Черном и Белом городе. Вдоль улиц тянулись километры труб. С неба днем и ночью сыпались копоть, сажа. Воздух, насыщенный ядовитыми испарениями, был очень тяжел, все вокруг — птицы, звери, люди, арбы, камни, земля — были окрашены в черный цвет. Большинство фабрично-заводских рабочих страдало туберкулезом и одышкой. Многие к концу жизни становились калеками.

Когда на буровой начинал бить фонтан, на промысел стекались толпы безработных, которые нанимались рыть траншеи, возводить преграды, чтобы остановить нефтяной поток. Существовала особая категория подрядчиков, только этим и занимавшаяся. Двадцать процентов своей выручки рабочий отдавал подрядчику, иначе его к промыслу и на пушечный выстрел не подпускали. Иной подрядчик, водя хозяина за нос, вдвое-втрое увеличивал число рабочих, якобы трудившихся на сооружении траншеи или рытье канав. Лишние деньги текли ему в карман. Другой подрядчик строил бараки и сдавал их рабочим внаем да еще требовал, чтобы те покупали продукты только в его лавке. Продукты часто отпускались в кредит, зато после деньги с процентами высчитывались из месячного заработка нефтяников.

Работы по ликвидации пожара на промыслах, усмирению нефтяного фонтана считались наиболее тяжелыми и опасными. Сколько человек получали в эти дни травмы или попросту погибали в единоборстве со стихией! И, конечно, первыми в лапы смерти бросались выходцы из Ирана. Когда на родине остается голодная семья, когда отец и мать, братья и сестры смотрят на тебя как на последнюю надежду, долго раздумывать не приходится.

Жили рабочие в бараках, лишенных элементарных удобств. Высота таких бараков едва составляла два аршина: стоило выпрямиться, и голова упиралась в потолок. Освещало барак одно маленькое оконце, более похожее на дыру. В сырой лачуге с земляным полом шириной в два аршина и длиной в пять аршин ютилось по семь-восемь человек. Спали они на длинных нарах из неотесанных досок, поднимавшихся на пол-аршина от земли.

Были бараки другого, казарменного типа. Они весьма напоминали тюрьмы. Окна без стекол, кровли дырявые, дождь хлещет прямо на нары, по полу растекаются целые лужи. Хозяин здания, получив деньги за аренду, сразу же исчезал и появлялся лишь через два-три года для заключения нового соглашения. Подрядчик же не обязывался ремонтировать жилье. В "комнаты" заселяли как можно больше рабочих. Там, где могло разместиться сто человек, проживало сто пятьдесят. Протесты рабочих встречала улыбка, мол, в тесноте, да не в обиде. От платьев, вывешенных на стенах, портянок, башмаков исходил тяжелый дух. "Номер" освещала маленькая керосиновая лампа, которая более чадила, нежели горела. В городе, дарившем свет и тепло всему миру, царило тусклое, безрадостное существование.

Трактиры, винные лавки нарочно располагались неподалеку от бараков-казарм: голодный, усталый рабочий люд приходил о да, чтобы выпить и забыться. В трактир часто случались пьяные драки, нередко доходившие до смертоубийства. Хозяева создавали атмосферу неприязни, отчужденное между рабочими, особенно между представителями разных национальностей.

Владельцы промыслов, главные инжеры, техники обращались с рабочими грубо, пускали в ход плети, нагайки, кулаки. Даже нанимали специальных гочу, чтобы те, держали рабочих в страхе, а с непокорными расправлялись.

Чаша терпения рабочих переполнилась, и во время революции 1905 года они многое припомнили своим мучителям. Наиболее грубые, жестокие управляющие, инженеры изгонялись с промыслов. Иному насильнику свяжут руки-ноги, положат на тачку, обольют его нефтью и выкинут на мусорную свалку. А то привяжут за ноги вниз головой. И никто — ни полицейские, ни жандармы- не решались вмешиваться. Боялись гнева народного.