До конца жизни - страница 21

стр.

— Ну, известное дело, рыбу-то по-разному ловить можно.

— Да попроще бы что-нибудь.

— Тогда понятно, — засуетился Емеля. — За инструментом только заехать надо.

— Это можно, — посмотрел Николай Савельевич на Ивана Владимировича.

Тот не стал дожидаться напоминаний, быстро завел машину. Емелина хата находилась на другом конце села недалеко от речки. Была она едва ли не одного возраста с Емелей: вся какая-то скрипучая, ненадежная, словно стояла на куриных лапках. К тому же из двух выходивших на улицу окон одно за какой-то крестьянской надобностью было заложено бревнами, и от этого вся хата, казалось, ехидно подмаргивает каждому прохожему и проезжему…

Емеля первым по-хозяйски выбрался из машины, на минутку скрылся в таком же ненадежном, как и хата, сарайчике и вскоре вынес оттуда ни мало ни много, а самый настоящий неводок. Сработан он был по всем правилам: поверху шли берестяные, в двух или трех местах перемежаемые алюминиевыми солдатскими фляжками поплавки, понизу — свинцовые, судя по всему, сделанные на заказ грузила, на палках-держаках были приспособлены две небывалых размеров гайки, а завершала все это полупудовая гиря на кульмене.

При виде невода у Ивана Владимировича похолодело на сердце. Но Николай Савельевич равнодушно молчал, словно ничего особенного и не происходило. Иван Владимирович так и не смог понять: поощрительное это молчание или, наоборот, осуждающее. А ведь накричи сейчас Иван Владимирович на Зимина и Емелю, Николай Савельевич сможет подумать о нем: «А ты, братец, оказывается, трусоват, на большие дела тебя ставить никак нельзя». С другой же стороны — сделай Иван Владимирович вид, что никакого нарушения здесь нет, опять-таки все может обернуться не лучшим образом. Николай Савельевич вполне законно разочаруется в нем: мол, что же ты, Иван Владимирович, на поводу идешь бог знает у кого.

И все-таки Иван Владимирович промолчал. В самый последний момент ему пришла в голову по-детски простая мысль, что как бы там ни было, но все же слово — серебро, а молчание — золото. Под сегодняшний день, наверное, самое главное — не испортить Николаю Савельевичу настроение…

Пока Иван Владимирович обо всем этом думал, пока ругал про себя Зимина, за которого, может быть, и правда, ее стоило бы заступаться, Емеля слазил на чердак и достал оттуда три пары новеньких, ни разу не надеванных лаптей и целый ворох латаных-перелатаных штанов и рубашек.

— Оно того, — начал объяснять он, — в воду придется заходить. Примеряйте.

Первым, к удивлению Ивана Владимировича, стал натягивать на себя Емелины одежки Николай Савельевич. Они оказались ему немного маловатыми, но он лишь весело улыбнулся и махнул рукой:

— Сойдет.

Иван Владимирович этой улыбке Николая Савельевича обрадовался. Все-таки, видно, он не ошибся, когда не стал опережать события и промолчал. Затея Емели Николаю Савельевичу как будто нравится.

Вдвоем с Зиминым Иван Владимирович тоже начал примерять и лапти, и пропахшие рыбою Емелины одежки. Лапти им подошли, а вот штаны и рубашки были явно не впору. Емеля от этого как-то расстроился и хотел уже было бежать в хату за чем-нибудь еще, но Зимин остановил его:

— Ладно, заедем ко мне.

— Придется, наверное, — виновато согласился Емеля.

У Зимина они задержались совсем недолго. Иван Владимирович даже не выключал мотора. Председатель обернулся минутою: вместе с двумя поношенными, но еще вполне пригодными в обыденной крестьянской жизни костюмами он осторожно приладил в машине чем-то туго набитый рюкзак.

Иван Владимирович про себя похвалил Зимина. Мужик он все-таки догадливый и рассудил все правильно: чем погреться и у Ивана Владимировича, и у Николая Савельевича, понятно, есть, а вот с закуской не особенно-то. Они ведь больше на рыбу надеялись. А Зимин — вишь как — рыба рыбою, а рюкзак заготовил поувесистей. Может, все-таки правильно сделал Иван Владимирович, что замолвил за него слово. Пусть потянет еще годика два-три. Смотришь, дела и поправятся, если, конечно, помочь ему как следует.

Иван Владимирович совсем повеселел и даже перестал думать о злополучном неводке, который до этого все время не давал ему покоя. Да и действительно, о чем тут думать?! Ведь ничего особенного не случится, если они раз-другой затянут в каком-нибудь заброшенном озерке, которое к августу небось совсем пересыхает, и рыба в нем гибнет без всякой пользы.