До завтра, товарищи - страница 7

стр.

Мужчины еще долго беседовали, пока их разговор не был прерван приходом хозяйки и дочери.

— Поздно уже, — сказала женщина, улыбаясь гостю. Подошла к чугунку и быстро положила на ложку овощи, подняла ее, подула и, показав белые ровные зубы, осторожно попробовала дымящиеся зеленые листья капусты. Девушка сняла чугунок с огня. Мать принесла две миски. Черные глаза женщины странно сверкали на красивом живом лице, когда она, отрезав два больших куска кукурузного хлеба, протянула их мужчинам. Пока те ели, обе женщины стояли, девочка прижалась к матери и улыбалась.

Потом из тех же мисок поели женщины. Когда с похлебкой было покончено, Жуана вытащила из чугунка кусок сала, положила его на хлеб и предложила гостю. Тот посмотрел на Мануэла Рату, как бы спрашивая: «А вы?»

— Тебе, друг, это нужнее, — ответил он на этот взгляд.

Молча, сосредоточенно товарищ начал есть хлеб с салом. Мануэл поднялся, довольный, вышел и вернулся с доской, положил ее на землю, рядом с очагом.

— Садитесь, — предложил он жене и дочери.

Усевшись на доску, все трое молча смотрели, как товарищ ест.

10

Дождь продолжал стучать по крыше. Женщина положила у очага охапку дров и щепок. Когда огонь прогорал, она подкладывала несколько поленьев, и на темных стенах танцевали огромные тени голов. После ужина Мануэл Рату попросил гостя рассказать о Советском Союзе.

— Не верит она мне, — сказал он.

Товарищ с сомнением посмотрел на девочку. Мануэл успокоил его:

— При ней можно, в ее возрасте пора начинать разбираться.

Слова отца тронули Изабел, лицо и уши покраснели от смущения, глаза увлажнились, она устроилась поудобнее, слегка наклонилась вперед.

Уже неделю товарищ кружил в этом районе, где на велосипеде, где пешком, дни и ночи, голодный, усталый. Одеяло и тихий угол — вот о чем он мечтал. Казалось, дождь смыл все мысли, кроме одной: спать. Но сыпались вопросы, Мануэл Рату неторопливо вставлял замечания, Жуана жадно расспрашивала. Личико девчушки светилось радостью. Возможно, из всего сказанного Изабел отбирала только то, что ее волновало. «Как хорошо, — думала она. — Отец, мама, их друг разговаривают, рассуждают. Но почему тогда мама говорит, что я могла бы выйти замуж за Тониу Каррису, ведь он богач? Нет, нет, я не хочу выходить за него, и вообще за богача не хочу. Я бы вышла замуж за такого человека, как папа или его друг, а он, кстати, милый. Хочу, чтобы муж был добрый, любил бедных и не бил жену, а разговаривал со мной, как мы сейчас. Пусть я буду бедная, но ведь и мама не богатая. А разве плохо иметь такого мужа, как папа?»

Глубокой ночью Жуана решилась прервать разговор и вышла вместе с дочерью. Когда женщины вернулись, товарищ уже крепко спал.

— Пойдем, дружище, — позвал Мануэл Рату.

Гость не ответил. И только когда Мануэл встряхнул его, тот широко открыл испуганные глаза. Рату помог ему перебраться в другую комнату и улечься на единственную в доме кровать.

Через три часа Мануэл Рату окликнул:

— Пора!

Гостя пришлось растолкать. В темноте тот уселся на кровати, не понимая, где он, что происходит, какая злая сила пробудила его от сладкого сна, вроде бы длившегося не более минуты.

В соседней комнате Жуана продолжала сидеть у потухшего очага, в той же позе, что и вечером, лишь глаза блестели от усталости и волнения. Изабел уткнулась в колени матери и спала.

Дул холодный предрассветный ветер. Моросил дождь, низкий стелющийся туман окутывал окрестность. Около часа Мануэл Рату с товарищем молча шагали среди сосен и безлюдных полей. Начинало светать, когда они вышли на шоссе.

— Я вернусь через пятнадцать дней, — сказал товарищ. — Устрой мне встречу с Кавалинью. Запомни: главная задача — это создание партийной ячейки в В.

Он натянул берет, поднял воротник, сел на велосипед и уехал.

В восемь утра он разговаривал в церковном дворе с невысоким полным человеком в комбинезоне, передал ему одни бумаги, получил другие и исчез. В десять он входил в бакалейную лавку маленькой деревни. Бакалейщик сказал: «Ничего нет», — и он вышел. В полдень он находился в сотне метров от лесопилки, рядом с дорогой, трое рабочих ждали его. В разговоре он несколько раз повторил: «Нельзя, чтобы комиссия была навязана. Сами рабочие должны выбирать или, по крайней мере, утверждать ее состав». А уже через час, беседуя с двумя крестьянами в оливковой роще, настаивал: «Вы можете выбрать достойных людей в правление прихода. Только вы должны верить в свои силы». К вечеру он был в другой деревне и, сидя на скамье в небольшой сапожной мастерской, говорил сухо и резко: «На сегодня назначено заседание бюро Два месяца мы собираемся провести его». Чуть позже какая-то женщина увидела, как он бреется у ручейка. Женщина перекрестилась и в испуге удалилась прочь, оглядываясь.