Дочь Ленина. Взгляд на историю… - страница 14

стр.

ОНА: Наконец-то, вспомнил!

ОН: Ну, конечно, 6 лет назад…

«ЛЕНИН»: Да, да, товарищ Джон Рид из США?

ОН: Совершенно точно… Приехал по приглашению ДОСААФ. Устраиваем встречу ветеранов двух стран. Новую «встречу на Эльбе».

«ЛЕНИН»: Только не забывайте, товарищ, о классовом подходе: есть ветераны-пролетарии… но есть ветераны-капиталисты.

ОНА: В последний раз: как ты мог прийти – без спроса?…

«ЛЕНИН»: Да, да. Короче, я поехал сдавать это ружье (вынимает из чехла). Это прекрасное охотничье ружье. Ильич обожал охоту. Однажды весной он настрелял… не поверите – полсотни зайчиков…

ОН: Какая меткая рука.

«ЛЕНИН»: Именно, именно, батенька. Здесь очень была важна тактика!

ОН: Тактика?!

«ЛЕНИН»: Именно, было половодье, и Ильич ленинским архимозгом прозорливо сообразил: зайчата сгрудятся на маленьком островке. Непременно Так оно и было. И он – дзык-дзык… чик-чик…

ОН: Перестрелял!

«ЛЕНИН»: Всех!

ОН: Я читал в детстве что-то подобное. Называлось – «Дед Мазай и зайцы». Там тоже половодье и тоже зайчики – правда дедушка Мазай их спасал!

«ЛЕНИН»: Хотите укорить Ильича. Не надо! Здесь дело тонкое! Партийное. Еще Троцкий писал – о буржуазном предрассудке, именуемом «священной ценностью человеческой жизни» (Расхаживая с ружьем, иногда машинально наставляя на присутствующих). Есть только одна ценность: интересы пролетариата. И во имя…

ОНА: Положи немедленно ружье!

«ЛЕНИН»: Мы должны уметь перешагнуть… Вот почему тогдашние титаны вытравляли в себе слюнявую интеллигентскую жалость. Не все тут выдерживали, Однажды знаменитый революционер Камо, друг Ленина, придумал закалить волю Федюши Алиллуева, десятилетнего брата жены Сталина (наставил ружье на Него).

ОНА: Немедленно! Отдай! (забирает ружье, но упоенный монологом «Ленин» даже не замечает).

«ЛЕНИН»: Отряд Камо притворился зверски расстрелянным, сам Камо улегся на пол с разрезанным бычьим сердцем на груди, остальные лежали рядом перепачканные бычьей кровью… И когда Федюшка Аллилуев вошел… хлюпик не выдержал – сошел с ума… Так что Ильич даже на зайчиках старался убить в себе ложный буржуазный гуманизм!

ОНА: В последний раз…

«ЛЕНИН»: Все, все. Короче взял я свое ружье, доча, и отправился сдавать его в комендатуру… Иду и мечтаю: Смольный в 17 году, солдаты топчут драгоценный паркет, спят прямо на полу, дымят махоркой… Все пропитано революционным духом… И вот я иду окунуться в атмосферу… Но…

ОНА: Но?

«ЛЕНИН»: Даже внутрь.

ОНА: Не пустили!

ОН: И кто же вас не пустил?

«ЛЕНИН»: Известно кто – часовой.

ОН: А как сюда часовой вас впустил?

«ЛЕНИН»: Не понял, товарищ?

ОН: Ну – часовой который на улице у нашего окна.

«ЛЕНИН» изумленно глядит на НЕГО.

Он открывает осторожно занавеску: сапоги по прежнему недвижно стоят в крохотном окне.

ОН: Сапоги!

«ЛЕНИН» (не понимая): Сапоги!.. (понял, залился звонким «ленинским» смехом). Это два старых сапога, батенька… Кто-то выкинул их и сейчас в одном спит котенок…

(Продолжает по-ленински смеяться).

ОНА: Ну – «синьор динь-динь» – достаточно.

«ЛЕНИН»: А ружье в комендатуру не взяли. Как ни просил… Говорят, не надоедай, дед. У нас этих ружей до хрена… И тогда решился отдать ружье в руки ветеранов. И потому пошел к тебе в ДОСААФ, доча… Вот и вся причина.

ОНА: Помощь мы, конечно, окажем, ружье заберем – нечего тебе с оружием шляться по улицам. Передадим твое ружье в надежные…

«ЛЕНИН»: Пролетарские.

ОНА: Бесспорно пролетарские руки. К сожалению, папа…

«ЛЕНИН»: Все понимаю, сегодня много дел, у нас – революция! Кстати, Ильич относился к Революции как к искусству, Он учил: восстание должно начаться: во-первых, когда низы не хотят, а верхи не могут… Эта ситуация – налицо.

ОНА: Папа, давай сразу – «в третьих»…

«ЛЕНИН»: В третьих, под лозунгами, понятными массам. В Октябре 17-го мы провозгласили: «отнимаем у буржуев хлеб и сапоги».

ОНА: Понятно! Надеюсь ты не пойдешь на улицу в этом виде?

«ЛЕНИН» (с сожалением): Да, еще рано… Тогда я явился перед массами, только когда Революция победила (снимает со вздохом усы и бороду). У Троцкого есть в мемуарах: в победоносную ночь Октябрьской революции я ему сказал по-немецки: «Голова кружится». Как девушка, понявшая, что ей принадлежит любимый… Революция – любовь моя… А знаете почему Ильич ответил по-немецки?