Дочь нечестивца - страница 4

Когда за великим правителем захлопнулась дверь, евнух проводил Нейт в комнату омовений. Гиант уже видел наложницу обнажённой, но всё равно испытывал предвкушение. Скользнул жадным взглядом по обнажённой груди – маленькой, но упругой – и до дрожи в пальцах захотел овладеть этим телом.

«Как мужчина я ни на что не способен».

Равнодушная к его страданиям рабыня отрешённо смотрела в сторону. Гиант сам не заметил, как его ладонь накрыла манящую женскую плоть. Испугавшись, он отдёрнул руку тут же, но никакая поспешность уже не могла ничего исправить. Если слух о его дерзости дойдёт до номарха…

Охваченный ужасом, он поднял голову и с немой мольбой посмотрел на Нейт – та стояла, уставившись в одну точку.

– Не бойся, – вдруг сказала она.

С бешено колотящимся сердцем Гиант протянул девушке руку, помогая спуститься в бассейн. Он дал себе немного времени успокоиться, а затем начал аккуратно протирать обнажённое тело губкой. Несмотря на пережитый недавно страх, Гиант почувствовал, что вновь возбуждается. Ощущение было неприятным. Его будто подвергали изощрённой моральной пытке.

Под конец нубиец умастил тело девушки благовониями и ещё ярче подвел свинцовой пудрой глаза. Осталось только проводить живую игрушку к номарху.

Кархедон сидел на низкой скамеечке, вдыхая клубящийся над курильницей дым. Заметив вошедшую, он расплылся в похотливой улыбке. При виде его гнилых зубов девушку внутренне передёрнуло, но на лице не отразилось ни единой эмоции.

Шестого дня второго месяца Шему Нейт исполнилось двадцать – самый расцвет молодости, если учитывать, что простые люди – слуги, торговцы, феллахи – редко пересекали тридцатилетний рубеж. Своих родителей она помнила смутно. Короткий период детства превратился в полузабытый сон. Немногие светлые воспоминания были вытеснены другими, более жуткими: насилие, рабство. Тогда-то, в самый тёмный час своей жизни, Нейт поклялась, что никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не превратится в рабыню. Но вот она здесь…

Часть II. Дочь парасхита

Занятые тяжёлым трудом под палящим солнцем Египта, люди старились рано, но Нейт, тогда ещё маленькая девочка, бегавшая босиком по долине, подозревала: сгибает их не работа, а безысходность и нищета. Свою мать она запомнила высохшей, измождённой женщиной в платье-рубахе из самой дешёвой ткани. Её губы всегда были плотно сжаты. Умела ли она улыбаться? Нейт знала, что может забыть её лицо, некрасивое, выгоревшее до черноты, с глубокими носогубными складками, оставленными горем и временем, но только не руки. Эти руки, узловатые руки прачки с кровавыми мозолями и кожей, сморщенной от воды, будут стоять перед глазами до самой смерти.

Даже в пору беззаботной юности Исея вряд ли была миловидной девушкой, но тогда ещё умела улыбаться, так рассказывал отец. Однако возвращаясь даже к самым ранним детским воспоминаниям, Нейт не могла назвать ни одного случая, когда мать выглядела счастливой или довольной. Как и любая женщина, особенно египтянка, она любила своих детей до безумия: и тех, кого вскормила грудью, и тех, кого со слезами бросила на окраине города среди мусорных куч. Несмотря на многочисленные отвары, которые давала ей живущая неподалеку колдунья, Исея несла почти каждый год. И при этом знала, что ни одного ребёнка не сможет оставить.

Отец Нейт не был жесток. Плакал, провожая взглядом жену, бредущую в сторону свалки с новорожденным на руках: их семья могла прокормить лишь одного младенца. Падирам всё ещё надеялся обрести наследника, который позаботится о том, чтобы достойно его похоронить. Чрево же Исеи с завидной регулярностью исторгало из себя только девочек.

Нейт никогда не показывали младших сестричек, и со временем её перестало мучить любопытство. В самую жуткую ночь в году девочка сбегала из дома, чтобы не слышать родовых криков матери, а затем не видеть, как та баюкает окровавленного малыша на руках и рыдает. Несмотря на юный возраст, Нейт замечала то, что её отец, похоже, видеть не хотел: от года к году Исея становилась всё более молчаливой. Со временем она перестала разговаривать окончательно. Нейт хорошо помнила день, когда это случилось.