Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - страница 10

— Бля, ну и скукотища. Ненавижу этот сраный дождь!

Это сказал один из моих приятелей, Ри. Он сидел, прислонившись к стене, на которой висел плакат с изображением котят, одетых в стиле янки. В восьмидесятых все мечтали заполучить такой. Котят называли намэнэко. Тогда выпускалась целая серия плакатов, на которых они изображались в разной одежде.

Дождь шел беспрестанно вот уже несколько дней, и мы отсиживались в одном из наших обычных убежищ, одурев от растворителя. Так мы переживали неминуемую скуку периода дождей.

— Эх, скорей бы лето, каникулы! Можем попросить парней постарше отвезти нас на пляж, и все такое.

— Да, будет круто.

— Если повезет, на этот раз там будут классные ребята. Слышьте, может, кто хочет прикупить перекись? Осветлимся.

— О, круто!

Перекрашивание волос становилось главным событием дня. Мы не могли дождаться каникул. Но, к сожалению, в тот год лето оказалось для нас невеселым.

Сезон дождей едва успел закончиться, и мы по-прежнему вели всю ту же скучную повседневную жизнь янки. Йосими снова повздорила с той самой девчонкой, с которой у нас были разборки в восьмом классе, и та назначила моей подруге «встречу».

— Я бы и одна пошла, но уверена, что она будет не одна, а приведет с собой компанию, — сказала Йосими, напустив на себя вид крутой девчонки. Я решила помочь ей. Как мы и догадывались, нас ждали четыре подружки этой твари. Все закончилось большой свалкой, и вскоре показалась полиция. Нас арестовали по обвинению в нанесении телесных повреждений. Надели наручники, обвязали веревкой вокруг талии и потащили в поджидавшую патрульную машину.

— Сраные малолетние сучки, — сказал один из офицеров. Он толкнул меня в спину и дал подзатыльник. Я сняла наручники, которые болтались настолько свободно, что в них не было никакого толку, и швырнула их ему в лицо.

После того как мы приехали в участок, я отказалась подписывать чистосердечное признание. Полицейский из подразделения по делам несовершеннолетних был так рассержен моим упрямством, что пинал меня ногами под столом в комнате для допросов, без конца грохотал по нему кулаком и, наконец, от злости совсем его перевернул. Я с самого начала решила, что он от меня ничего не добьется, поэтому за все время допроса ни разу не раскрыла рта. В итоге полицейский сдался и сам составил обвинительное заключение.

— Подпиши, — сказал он, сунув мне бумагу под нос. Но я даже не пошевелилась. Сколько бы он ни повторял одно и то же, я просто сидела и не двигалась с места.

— Я знаю, ты дочь главаря банды. Ну что ж… как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. У тебя сильный характер.

Как только он понял, что допрос результата не даст, он завел речь о моем отце — какая ирония! Нет, я отнюдь не была такой крепкой. Просто знала — все, что я скажу, лишь ухудшит мое положение. У меня не нашли в рюкзачке ничего, кроме обычного аспирина, а уже шили обвинение в «незаконном хранении наркотиков». Полицейские — настоящие мастера стряпать левые дела! Через несколько дней после допроса меня перевели в центр предварительного заключения, недалеко от тюрьмы города Осака.

Большую часть времени в центре предварительного заключения мы читали или мастерили коллажи. В общем, круглые сутки сидели сиднем фактически без движения, и поэтому я каждый раз с нетерпением ждала, когда нам разрешат поиграть в настольный теннис, что случалось несколько раз в неделю.

Меня держали в одиночке, но время от времени из-за стены доносился смех из общей камеры. Несмотря на то что новички от неожиданного одиночества просто дурели, лично я против него ничего не имела, поскольку мне было совсем неплохо наедине с самой собой. Когда к этому привыкаешь, начинаешь чувствовать себя вполне свободным. Кормили нас скудно, принося еду в большом котле, а мисо-суп, по какой-то непонятной причине, подавали в контейнере из синего пластика, очень напоминавшем мусорное ведро. Подносы с едой проталкивали через люк в стене камеры. Суп был совсем пустым и очень жидким, а вот рис, который перемешивали с ячменем, казался мне на вкус совсем неплохим. Из соседней камеры я слышала чьи-то слезные жалобы: «Что за мерзкая стряпня! Не могу я есть эту дрянь». Я видела, что некоторые из девушек страдают по-настоящему, и сочувствовала им. Наконец воцарилась летняя погода, и ночью, когда в камерах выключали свет, становилось жарко как в парилке. Посреди ночи я слышала разрывающий тишину рев мотоциклетных моторов одной из банд, напоминавший мне о том, что я больше не на свободе. Для меня этот звук был как соль на рану. Я никак не могла поверить, что мне суждено провести все лето в таком месте. Казалось, то время, когда мы весело тусовались всей компанией, осталось в далеком прошлом. Мне чудилось, что даже луна дразнит меня и смеется прямо в лицо. Когда я пыталась выглянуть в окно, она заливала глаза своим светом, оставаясь при этом по другую сторону решетки. Желаемое было так близко и так недосягаемо!