Догадка Ферма - страница 4

прекрасной земли под пшеницу, двадцать арпанов порожних пастбищ. Леса полны дичи и занимают площадь в сто пятьдесят арпанов. Обработав только половину земель, мы получим, за вычетом расходов на семена, от трех до четырех тысяч ливров. Да ты и сам это знаешь. Заведем скотину, Мишель поставит лесопилку, и наше имение принесет нам в будущем году от семи до девяти тысяч ливров, а бог даст, и больше.

— Ты права. Но ведь мы должны на что-то жить и поддерживать свое положение. Когда парламент утвердит пожалованный мне титул и я стану маркизом, мы должны будем выезжать ко двору. Нам нужна одежда, мебель для замка. У тебя нет достойных платьев. И как станем мы принимать нашего соседа, герцога Энгиенского, живя в такой нищете?

— Мы будем жить просто и не поедем ни в Париж, ни ко двору. Я сама буду шить одежду, и расходы окажутся небольшими. У нас много леса. И есть мое приданое, мы можем смело его тратить. Король дал матери десять тысяч ливров на мои нужды.

— Не такую жизнь я тебе обещал, Жюли. И не такие обязательства давал твоей тетушке, — возразил он, покачивая головой.

Она отпустила его руку и отступила чуть назад, с улыбкой посмотрев на него. Как же красив ее супруг, несмотря на слишком короткие волосы и жиденькие усы!

— Почему ты так улыбаешься? — спросил он сердитым тоном.

— Когда я с тобой познакомилась, у тебя были длинные волосы до плеч и усы красиво топорщились. Ты стал слишком серьезным в этом старом камзоле черного бархата. Ты почти похож на нотариуса, — фыркнув, добавила она.

Три месяца назад монах Нисрон наголо обрил Луи, когда тот гримировался под разбойника, чтобы проникнуть в банду головорезов герцога де Бофора.

Он улыбнулся, словно покоряясь судьбе:

— Волосы у меня отрастут, Жюли! Но тревоги наши не исчезнут.

Она вновь приблизилась к нему и, вздохнув, нежно погладила его по щеке:

— Вот что я скажу тебе, Луи. Ты не из-за денег тревожишься. По правде говоря, я наблюдаю за тобой со дня свадьбы: ты просто скучаешь!

— Как я могу скучать? Ведь у нас столько дел, — вяло возразил он.

— Да, ты скучаешь, Луи Фронсак! В Париже ты вел другую жизнь! Эти твои расследования, поиски занимали твой ум. Здесь работами руководит Мишель, Марго управляет домом, я занимаюсь всем остальным. Тебе нечего делать, и ты томишься. Ты думал, я буду несчастлива в сельской глуши, а мне тут все нравится. Это ты сожалеешь о Париже, о приключениях и опасностях!

— Неправда, — не слишком убедительно возмутился он.

— Нет, правда! — пожурила она его. — И ты сам это прекрасно знаешь! Порой я спрашиваю себя, а не следовало ли тебе принять пост офицера в доме Мазарини.

— Нет, милая, я ни о чем не сожалею…

Он заколебался, потом продолжил с легкой улыбкой:

— Но ты все, же права, иногда такая жизнь меня немного тяготит. Вероятно, из-за этих дождей, которые никак не прекратятся, из-за этого зловещего ветра…

— В первые же погожие дни мы вернемся в Париж, — обещала она. — Проведем там несколько недель, и, возможно, Гастон поручит тебе какое-нибудь жуткое расследование.

Это обещание вернуло Луи некоторую бодрость.

— Я проверю камни вместе с Мишелем и спрошу у него, хватит ли их для достройки крыльев. Сегодня после обеда, невзирая на дождь, мы могли бы посмотреть, где он собирается установить черпаковое колесо — хочет подвести воду к замку.

— Тебе нужно еще выбрать доски для обшивки большой залы. Они сушатся в комнате рядом с конюшней, и уже сейчас их можно подобрать по размеру.

За обедом собрались все обитатели дома. Дюжина человек расселась за столом, им подавали еду две служанки и молодой лакей, нанятые в Мерси.

Во время обеда — густой суп с ветчиной и хлебом, поджаренным в кухонной печке, — Марго решила затронуть весьма важный для нее вопрос, о котором супруг ее заговаривать не решался.

Марго была управительницей замка. Когда-то она торговала книгами, затем познакомилась с Луи, и он взял ее к себе на службу. Лицо у Марго было угловатое и некрасивое, что усугублялось выражением вечного недовольства. Гладко зачесанные волосы, собранные в шиньон на затылке, и платье из темного полотна придавали ей суровый вид. Единственные люди, которым удавалось вызвать у нее улыбку, были супруг Мишель и хозяин, Луи Фронсак. Но, в отличие от мужа, она своего господина не боялась, а просто обожала.